– Вставай, молодец, туча черная находит. Как бы дождю не быть. Слышишь – затихло все, как перед бурей.
– Спасибо за заботу!
Первуша, немного отдохнув и подкрепившись, отправился в путь. С полуденной стороны в самом деле грозовая туча надвигалась. Юноша шаг ускорил. Со слов Мышаты, уже скоро деревня быть должна. Сам-то если промокнет – не велика беда, а за книги редкие и сердцу дорогие опасался. Книги рукописные, чернила от воды поплывут, страницы склеятся – беда будет.
Как ни торопился, а туча догнала. На дорогу первые крупные капли упали. А с пригорка уже деревушка видна в полтора десятка домов. Первуша побежал. Издали видно было, как хозяева птицу и скот во дворы загоняют. В деревушку вбежал, запыхавшись. Гром громыхнул так, что земля затряслась, молния ослепила. Первуша в первый же двор постучался. Хозяин на крыльцо вышел, под навесом остался:
– Кого нелегкая принесла?
– Хозяин, пусти от непогоды укрыться.
– Ступай дальше, самим места мало!
И в избу зашел. Во второй избе сжалились. Молодуха с крыльца легко сбежала, калитку отворила:
– Зайди, путник. Непогода надвигается, негоже человеку мокнуть.
– Спасибо.
А дождь из редких капель уже в ливень перешел. На крыльцо, под навес, оба заскочить успели. Первуша сразу за узелок схватился. Едва-едва подмок, но не страшно, его у печи подсушить можно, книги выложив. Молодуха дверь открыла, кивнула:
– Будь гостем, проходи.
Избенка маленькая, в одно помещение, посредине русская печь. В подвесной, на жердине, люльке младенец спит.
– Что же, одна проживаешь? – огляделся Первуша:
– Муж на отхожий промысел подался, плотничает. А я с дитем.
– Бывает. Соседи-то не обижают?
– В первой избе куркуль-мироед. А так в деревне нашей люди добрые. Попросишь – помогают, а то и без просьбы подсобят.
– Одной женщине плохо. В хозяйстве мужская рука нужна.
– Мыслю – проголодался с дороги? Угостить, окромя толокняной затирухи, нечем. Не побрезгуешь?
– Никогда.
Есть хотелось, прошагал он изрядно. А толокняная затируха – блюдо вкусное, полезное, хоть и не очень сытное, не сало, чай. С аппетитом миску толокнянки съел. А уж молодуха на лавку показывает:
– Отдыхай!
На улице полное светопреставление. Дождь в ливень перешел. Льет как из ведра, шумит. Периодически через маленькие оконца сверкает молния. А громыхает так, что молодица от испуга приседает, и несколько мгновений уши не слышат ничего, как будто мхом заткнуты.
Первуша книги вытащил, на лавку уложил, сверху хозяйскую подушку. Сам узелок сушиться у печи повесил. Молодица на печь взобралась. На столе только лучина горела, давая зыбкий круг света. Ночью младенец просыпался несколько раз, требуя есть. Но Первушу это не беспокоило. Проснулся утром, когда хозяйка у печи хлопотать стала, греметь горшками. Первуша прислушался. Дождь стих. Идти будет после ливня невозможно, пока дороги не просохнут. Он пожелал хозяйке доброго утра, вышел во двор. Солнце светило ярко, небо чистое, от влажной земли парит, как легкий туман. Слышно, как в соседних дворах хлопочут хозяева.
