– Эй, Тюря, чего разлегся? Вставай!
Молчит Тюря, не шевелится. Встревожились разбойники, двинулись к телу главаря. Лучшая защита – нападение. Первуша ждать не стал, тень в сторону метнул. В сторону тени, как две капли воды похожей на знахаря, кистень полетел, пущенный разбойником. Пользуясь моментом, Первуша ударил его посохом по шее. Хруст позвонков, короткий вскрик, разбойник рухнул. Тень исчезла. Двое противников уже мертвы. Оставшийся в живых грабитель понял, что парень перед ним не так слаб и прост, как казалось, как говорил атаман шайки. И денег ему не видать, унести бы ноги. Только в толк грабитель взять никак не может: парень с виду не силен, посох в руке. Что посох против сабли или кистеня? А двое его подельников бездыханные лежат. Страх в душу забрался, проник во все уголки. Втроем нападать на жертву весело и не страшно, можно поглумиться, поиздеваться. А один на один, да с противником ловким, убивающим непонятно как, – уже не развлечение, веселье пропало. От отчаяния, осознания близкой гибели завыл-закричал, аки зверь раненый, подняв дубину, ринулся на Первушу. Начал наносить удары. Только все удары по воздуху приходились да по земле. Знахарь успевал скользящий шажок в сторону сделать в последний момент. Разбойник молотил дубиной непрерывно, как мельница крыльями ветряка в сильный ветер. Первуша вынужденно пятился потихоньку. Подставлять посох под удар бесполезно, дубина тяжелее, посох переломить может. Но и отступать места мало осталось, в двух шагах уже стена избы. Первуша обманку предпринял. Повернул голову в сторону, крикнул:
– Бей его!
Грабитель подумал, что сообщник знахаря там, повернулся, Первуша посохом под колени разбойнику ударил, у того ноги подогнулись, на спину рухнул. Первуша удар посохом по шее, по кадыку нанес. Тать задергался, захрипел, вытянулся и дух испустил.
У Первуши сердце колотится, во рту пересохло. Схватка не на жизнь, а на смерть была, самая серьезная в его судьбе.
Первуша к амбару пошел, где Пострел был. Тело щенка обнаружил. Успел его дубиной грабитель достать. Жаль, очень жаль. Щенок своим лаем о незваных гостях предупредил.
Но где же волкодлак?
Угрызений совести за троих убитых Первуша не чувствовал, неприятно только. Они пришли по его жизнь и его близких, потеряли свою. Все по справедливости, время жестокое. Не ты так тебя, выживет сильнейший и удачливый.
Не хотелось ему, чтобы брат и названая сестра трупы видели, радости и удовольствия это им не доставит, а ему уважения. Решил трупы закопать. В сарае лопату взял. Темно, но не читать же ему в лесу? Направился по тропинке. Яму решил копать подальше от хутора. Отошел немного. Чу! На тропинке что-то темное. Лопату наперевес взял, приблизился осторожно. Поперек тропинки разбойник мертвый, горло разодрано, на трупе волкодлак лежит с размозженной головой. Эх, зря на Харитона нехорошо подумал, он свой долг по защите хутора до конца исполнил, жизнь отдал. Выходит – не трое татей было, а четверо. Предавать грабителей земле раздумал. Это же какую яму рыть надо? В реку бросить надо, пусть раки съедят. На тачке трупы поодиночке к реке свез, столкнул с высокого берега в воду. Но копать все же пришлось. Есть за Первушей должок – волкодлака и Пострела предать земле. Волкодлак хоть и оборотень, а заслужил достойного упокоения. Была в лесу поляна, да с небольшим бугорком. Место подходящее. Первуша яму выкопал, не пожалел холстины, волкодлака обернул и щенка, похоронил. Прочитал молитву за упокоение. Не для Пострела, животное все же, а для Харитона. Еще опасался, без упокоения и молитвы оборотень по ночам восставать будет в полнолуние.
