– Мертвый хозяин! Похоже – удар его хватил, холодный уже. Мне тут делать нечего!
Первуша избу обошел, по жердям на ворота взобрался. Мужики помогли на подводу спуститься.
– Обскажи, что видел.
– Мертвый лежит у сундука с бумагами. Синий весь, с багровыми пятнами, закоченел уже. Умер вчера.
– Кондратий хватил, точно, – авторитетно заявил один из мужиков.
Кондратием в народе называли апоплексический удар, кровоизлияние в мозг. А для Первуши – как бальзам на душу. О змеях не заикнулся никто.
– Как теперь хоронить будем? Собака во двор войти не даст.
Ну, это Первуше уже не интересно. С телеги спрыгнул, на хутор отправился. Вроде человек умер, а у него как камень с души упал. Для других – печаль, тризна. А только обличьем Хован человек, а душа черная, воистину – порождение Дьявола. Не доходя до хутора, свернул на дорогу, ведущую к Марьиным Колодцам. Любопытство снедало – спал морок с жителей или нет. Путь быстро одолел. Остановился на опушке. Деревня перед ним как на ладони. Со стороны поглядеть – обычная жизнь. Селяне ходят, дети бегают, в «пятнашки» играют, да в лапту. Слышно, как хрюкают свиньи, мычат коровы, кудахчут куры. Жизнь идет, а не замерла, какой он увидел деревню в первый раз. Только жители о мороке не помнят и не знают, кому обязаны избавлением от заклятья. На обратном пути Первуша песни распевал почти в голос, не слышит же никто. И голос был, и слух, а петь прилюдно стеснялся, песен мало помнил. Мать петь любила, да не все слова песен запомнил Первуша. А от Коляды песен не слышал никогда.
Казалось бы – конец пришел чернокнижнику. Ан продолжение было. Сочли селяне, что бумаги в сундуке ценные – записи податей, другое что? Сообщили тиуну, приехал. Как человек грамотный, сразу понял, что за бумаги, о чем народ известил. Да отбыл сразу. Селяне припоминать стали – у кого корова неожиданно пала, у кого дитятко болело долго и непонятной болезнью. Один селянин вспомнил о Марьиных Колодцах. Как водится, свалили все несчастья в одну кучу, порешили всем сходом – Хован во всем виновен. А с колдуном, пусть и мертвым, расправа одна – огонь. Упокой Хована на кладбище, по ночам вставать будет и пакостить. Недолго думая, запалили избу с мертвым телом. Все село вокруг собралось поглядеть. На всякий случай ведра с водой имели, чтобы огонь на соседние постройки не перекинулся. Да только изба Хована на отшибе была, не любил людей ключник, строился поодаль. Так и возникло в селе пожарище. И никто на этом месте не строился никогда, считали – проклятое место.
