— Прямо какая-то, Филипп Корнеевич, сказка ходит обо мне, — рассмеялся недовольно я. — Что ж, пусть рассказывают!
— Ваше благородие, разговор будете вести о монахе, Раевской… или будете банковать? — обратился решительно к Резвому Араклий Фомич. — Ставлю под весь банк! — И его лицо подернулось морщинами, словно налетел ветерок на него и покрыл сероватой зыбью.
— Банкую, банкую! Режете? — чуть побледнев, встрепенулся Резвый.
— Рублю под корень!
— И фундамента на разживу не оставите?
— Никакого! Оставлю, а вы, Филипп Корнеевич, вдруг силу на нем заберете. Режу! — подтвердил свое решение вдохновенно Араклий Фомич Попугаев и прикрыл веками глаза.
— Хорошо! Если так, то ставьте денежки! — жестко предложил Резвый. — Обеспечьте сумму банка!
— Не верите?
— Верю денежкам на кону, Араклий Фомич!
Загоревшиеся глаза играющих скользили то на карту Араклия Фомича, которую он придерживал указательным пальцем, то на верхнюю карту колоды в руках банкомета, как бы намереваясь угадать сквозь рубашку ее очки. Араклий Фомич Попугаев достал засаленный бумажник, вынул три трешницы и рубль и бросил на десятку. Кондрашов перевел взгляд с карт на капитал в банке и облизал языком верхнюю губу. Его карие глаза подернулись влагой, потемнели. Резвый бросил вторую карту к карте Попугаева. Тот, получив вторую, осторожно приоткрыл ее, задумался коротко и, чувствуя изучающий, пристальный взгляд Резвого на себе, нарочито упавшим тоном сказал:
— Возьмите себе, банкир!
Рука Резвого дрогнула.
— Больше, Араклий Фомич, подкупать не желаете?
— Достаточно. Обойдусь с этими!
Резвый метнул карту на свою, глянул под нее.
— Хватит. Сколько у вас?
— Семнадцать, — ответил еле слышно Араклий Фомич. — А у вас?
— Проиграли, Араклий Фомич. У меня девятнадцать, — выпалил радостно прыгающим голосом Резвый. — В балке — двадцать целковых, господа!
— Не радуйтесь, Филипп Корнеевич, — промолвил упавшим голосом Попугаев. — Банк все равно не донесете до своего бумажника — сорвем!
— Уж не вы ли, Араклий Фомич?
— Могу-с и я! Разве я не срывал у вас банк?
— Очень редко, Араклий Фомич, — ликуя, ответил Резвый и устремил взгляд на Кондрашова: — А вы, Федор Григорьевич?
— Я? Что ж, я, ваше благородие, ахну на полбанка, — ответил неуверенно Кондрашов и поглядел на Розу Васильевну, как бы спрашивая у нее: «Розочка, выиграю или промажу этому рябому мизгирю?»
Девушка зарделась от его вопрошающего взгляда, сказала:
— Ставьте на весь банк, Федор Григорьевич. Если проиграете — будете счастливы.
