На площади, вся опутанная проводами возвышается эстрада. У подножия её толпится уже изрядно подгулявшая публика. А на сцене разевают по очереди рты именитые артисты, приглашённые специально по случаю «дня города». Движения их губ безобразно не совпадают со словами неизвестно откуда изливающихся на головы толпы песен. Но толпа не замечает разладицы; она сыта, пьяна и вполне довольна жизнью. Она подпевает прохвостам на сцене, хлещет пиво, жмёт девок, визжит бабьими голосами, изрыгает брань, а в завершение бешено аплодирует и почему-то кричит «Вау!» И страшно, и жалко становится тогда этих людей, то диких и необузданных, то наивных и беззащитных, веселящихся впрок, столько раз уже терявших и оттого боящихся упустить, цепляющихся за всякое подобие счастливой, насыщенной впечатлениями и благами жизни.
До глубокой ночи продолжается это неизъяснимое празднество. А лишь стемнеет, и превращается городок в капище огнепоклонников. Свод небесный озаряется гвоздиками салюта. Тут и там трещат петарды, рвутся ракеты, хлопают пистоны. Воздух оглашается гиканьем и улюлюканьем. Но… стоит встрепенуться петуху, как сгинет злой дух, попрячутся люди, и первые лучи лизнут асфальт. И городок улыбнётся солнцу, которое, потягиваясь, приподнимется на своей постели. И только шаловливый ветер, играя жестью и целлофаном, будет напоминать о том, что когда-то мирная жизнь в городке была потревожена странными событиями…
IV
Родители Сашеньки жили в собственном доме в маленьком городке к югу от первопрестольной. Иван Фёдорович Мироедов, плечистый и дородный господин с изрядным животом, нависающим над ременной пряжкой, был человеком беспокойного нрава. Более всего на свете он любил принимать гостей, которых первым своим долгом почитал накормить. Накормив же, Иван Фёдорович начинал приставать к гостям с разговорами о революции семнадцатого года и о роли личности в истории, неизменно обращаясь при этом к личности Владимира Ульянова-Ленина, которого он любил сравнивать с Петром Великим и называл «глыбой». Оно, конечно, уверял Иван Фёдорович, Ленин был, что называется, не без греха, он был живым человеком, некоторым образом homo sum: humani nihill… но зачем же теперь пасквили в газетах писать? Одни гости соглашались, другие принимались кипятиться. Выходил спор, перераставший порой в ссору. И тогда на долю хозяйки выпадало разнимать спорщиков, для чего она обыкновенно переводила разговор на более нейтральные темы.
