проснулись боль в теле и неимоверная жажда, сумрак мешал оглядеться дальше своего
носа, страх боролся с любопытством, как сражаются два отважных рыцаря – один в белых
латах, другой – чернее воронова крыла. Он подошел ближе, как ему показалось, на то
место, где вчера у него произошла драка с нечистью. Вот валяются щепки от разбитой
двери и его кочерга, значится, тварь сумела вытащить из себя оружие, вот только нет
следов отступления, лежит грудка пепла на ковровой дорожке и все, кстати, откуда она
взялась? Постепенно комната залилась дневным светом, все в ней напоминало о борьбе:
вещи разбросаны, мебель опрокинута, книги плавают в луже. Фрай с ужасом осматривал
свое жилище, его эмоциональное состояние не позволяло сейчас стать таким как прежде.
Кроме того, горло драла непередаваемая жажда, и какое же счастье увидеть целым графин
с водой, который чудом уцелел. Он бросился к нему и прижался, будто не пил уже целую
вечность, его внешний вид, чего таится, отпугивал приличных людей, да и манеры
подрастерялись.
– Что же тут такое было? – задался он вопросом. Реальность происходящего
противоречила его взглядам о жизни и вечности, сознание не принимало всей той
чертовщины, что творилась накануне. Это ж надо такое – обычный человек,
приветствующий его в дневные часы, нападает на вас, будто хищный зверь. И это не
помутнение рассудка – все происходящее реальность, такая же, как и боль ушибленного
запястья. Но время для долгих рассуждений о бытие резко отняли, кто-то постучался в
дверь.
Поначалу, Уэнсли решил никому ничего не открывать, как знать о планах нечисти,
она ведь и в дневные часы может напасть, но если так – он скоро сойдет с ума никому
никогда не доверяя, сомнения в душе закрались в потайные уголки, но храбрость решила
взять верх. Меж тем, пока в душе пастора соперничали противоположные чувства, стук
повторился, в этот раз настойчивее. Фрай поднялся и пошел открывать, не отдавая отчета
себе, в каком виде предстанет перед посетителем. Дверь широко открылась и на пороге
показалась первая посетительница – рыжая девица в светлом наряде и соломенной
шляпке. Стоило удивляться только ее неподходящей одежде – слишком легко одета для
прохладного весеннего утра, даже накинутый плащ показался тонюсеньким. Ее красивые,
зеленые глаза прищурились, стоило только взглянуть на священника. Фрай осознал,
наконец, в каком наряде предстал перед дамой, он ведь даже не накинул халат, так и стоял
в рубахе и нательных подштанниках, да еще и растрепанный, будто провел ночь в каком-то
