министром внутренних дел и, как говорили, был в большой силе. Мы встретились с ним в курительной комнате во время большого бала в Зимнем Дворце. Но для того, чтобы выяснить интерес этой встречи, я должен сделать отступление и рассказать одно предшествовавшее обстоятельство.
После «усмирения» чумы в Киргизских степях, как шутя говорили тогда, Принц Александр Ольденбургский[5] стал носиться с мыслью о необходимости реорганизации врачебно-санитарного управления в Империи и, по возможности, создать министерство народного здравия. Это было во время министерства Горемыкина, который вообще ничего не понимал в этих вопросах, считал гигиену и санитарию «пустяками», а Принца Александра Петровича беспокойным, неуравновешенным человеком, даже «опасным» в государственных делах. Кто инспирировал Принца, я не знаю, но он стал убеждать Государя, заинтересовал Его и получил обещание способствовать проведению этого проекта. Как-то раз – как я это наверное знаю – Принц был у Государя рано утром, до доклада министров, и сильно взвинтил Государя в желательном для себя направлении. И. Л. Горемыкин, знавший уже о подходах Принца и готовый к отпору, приехал в этот день к докладу и увидел, к своему неудовольствию, выходившего из кабинета Государя раскрасневшегося от горячего разговора, но очень веселого и довольного Александра Петровича. «Когда вошел в кабинет, – рассказывал потом Горемыкин одной нашей общей приятельнице, – я застал Государя в довольно взволнованном состоянии. Он с места начал мне говорить о только что слышанном от Принца и объяснять мне необходимость организовать для оздоровления России особое ведомство. Я, однако, уже подготовленный к приступу, возражал Государю очень энергично, вскоре переубедил Его, доказав всю нелепость особого министерства народного здравия. Государь несколько упорствовал, не потому, что Он был убежден в справедливости мыслей Принца, а потому, что Он, видимо, уже успел дать Принцу какие-то обещания и Ему было неприятно отказываться от них. Вероятно, Принц так скоро не успокоится и будет продолжать свои атаки на Государя, – говорил Горемыкин, – но я не сомневаюсь, что из этого несчастного проекта ничего не выйдет. Все это „пустяки“ (любимое выражение Горемыкина), и я сумею парализовать это временное влияние Принца на Государя».
Не знаю, случайно ли эти доклады Принца и Горемыкина следовали один за другим или Государь намеренно желал выслушать подряд два противоположных мнения, но я лично не сомневался, что победа останется за министром вн‹утренних› д‹ел›. Зная хорошо характер Государя, чиновную мудрость Горемыкина и бесшабашную горячность Александра Петровича, я понял, что дело Принца проиграно.
