И он будет внимать деревенским философам, привыкшим излагать писателям местные небылицы. «Да-а, – скажет ему седобородый старец. – Да-а, эт’ двадцать лет уж исполнится на этот день Михаила-архангела с тех пор, как бедняжка Салли Феверли утопилась в пруду в лунную ночь…» Великолепно. Он уже представлял себе, как стоит в сумерках, опираясь на дубовую трость, слушает подобные истории, с грустью взирает на ручей и размышляет о том, как гробят свою жизнь те, кто пьют в больших городах разбавленный джин, а потом совращают невинных девиц в деревне, вынуждая их топиться в пруду. Мысленно Донован уже вознесся до самых вершин добродетели, как внезапно окрик с дороги вырвал его из мира грез:
– Эй! Какие люди!
Хью приподнялся, натягивая шляпу, чтобы солнце не слепило его. Машина поехала медленнее. Они уже находились в деревне, и вокруг потянулись дома. Донован заметил выбеленные временем каменные стены местной пивной с вывеской, на которой была изображена голова быка. Дорога сворачивала налево, к длинному пологому холму. На средине подъема виднелась небольшая церквушка с четырехугольной башней – хоть она и казалась непримечательной, но представляла историческую ценность. Вокруг церкви все поросло цветами, а надгробия кладбища подступали к самому ее порогу. До вершины холма дорога с четверть мили шла прямо. Слева раскинулись акры негустого леса, отгороженные от дороги низкой каменной стеной. А в центре этого природного парка возвышался огромный, пусть и невысокий, каменный дом. Окна, выходившие на восток, отливали багровым в золотистых лучах солнца.
Но возглас доносился не оттуда. На противоположной стороне дороги, прямо у подножия холма, стоял бревенчатый домик – из тех, что можно назвать коттеджем или бунгало. Дом окружала аккуратно подстриженная живая изгородь в человеческий рост, перед фасадом здания в нее были встроены железные ворота. На воротах висела табличка, гласившая: «Дом похмелья». Черные буквы были небольшими, но бросались в глаза. Прислонившись к воротам и помахивая трубкой, тут стоял какой-то парень, всем своим видом олицетворявший расхлябанность.
– Какие люди! – повторил он. – Какие люди!
Донован заметил, как его отец заиграл желваками, – ему этот тип явно пришелся не по душе. Но полковник, радостно хмыкнув, повернул к воротам. Оказалось, что парень у ворот не намного старше Хью, хоть и выше ростом. У незнакомца было узкое лицо, квадратный подбородок, веселые искорки в глазах, длинный нос, на котором красовались очки в роговой оправе. Одет он был в яркий блейзер, потрепанные серые брюки и рубашку цвета хаки с открытым воротом. Одной рукой парень выбивал пепел из погасшей трубки, во второй держал стакан с чем-то, весьма напоминавшим коктейль.
