Мы также указали, что утверждения обвинения, основанные на единственной другой жалобе на действия Манштейна в Польше, несколько несостоятельны. Это когда русские вышли к демаркационной линии между Россией и Германией по реке Сан (с сентября 1939 г. Сан являлась пограничной рекой на одном из участков границы между СССР и Германией. – Пер.). Множество еврейских беженцев хлынуло через реку, а другие бежали в обратную сторону от СС. Немецкое главнокомандование приказало не допускать пересечения границы без пропусков. Фон Манштейн, как начальник штаба, отдал приказ ни при каких обстоятельствах не позволять беженцам пересекать границу нигде, кроме как через пропускные пункты. Когда между русскими и нами (союзниками) в Германии существовала линия разграничения, мы отдавали точно такие же приказы, однако обвинение просило суд приобщить этот приказ к делу в качестве преступного. Никогда не смогу понять почему. Если бы, как они считали, Манштейн знал, что в оккупированной Германией Польше евреев обрекли на истребление, то тогда его жесткие пограничные меры держать их за пределами Польши следовало бы только приветствовать!
Обвинения польской стороны оказались столь откровенно фальшивыми, что оставалось только удивляться, зачем их вообще представили суду. Возможный ответ исходил от господина Ахта. Сей господин был аккредитован на процессе и, кажется, представлял какое-то агентство печати. Когда мы покончили – должен заметить, слишком учтиво, – с обвинениями польской стороны, он подошел и предъявил по очереди председателю суда, представителям зарубежной прессы и Би-би-си документ, согласно которому он значился официальным польским наблюдателем, и выразил протест по поводу постыдного ведения процесса. Нет слов, чтобы описать возмущение его правительства судебным разбирательством, на котором обвиняемому давалась возможность приводить контраргументы.
Обвинения польской стороны должны были быть включены по политическим мотивам. Поляки требовали экстрадиции фон Манштейна, и, по-видимому, было решено, что мы можем отказать им только в том случае, если будем сами судить его по польским обвинениям. Обвинение старалось восполнить слабость своих доказательств законностью польских претензий по поводу совершенных на их земле злодеяний.
В Гамбурге поговаривали, что, попади Манштейн к полякам, его бы повесили, а попади он в плен к русским, его поставили бы во главе группы армий, и будто англичане не могут решить, какая из перспектив им менее предпочтительна. Лично мне кажется, что этот анекдот более чем несправедлив к фон Манштейну, который скорее покончил бы с собой, чем последовал примеру фельдмаршала Паулюса.
