– Длинная?
– Короткая. Один акт.
– Читайте, Цирлих!
И Цирлих прочел свою пьесу. Пьеса была такая. Голодная степь, вдалеке железнодорожное полотно, посредине степи лежит брошенный младенец пяти месяцев, над младенцем летает ворона, вокруг младенца бегают волк, псица, суслик; кроме того, ползает умная змея. Вышеупомянутые животные ведут диалог в духе Метерлинка на тему о голоде, о брошенном младенце и несознательности общества. Волк хочет съесть младенца. Змея укоряет волка в жестокости, суслик плачет. Ворона предсказывает близкое избавление. Псица начинает кормить младенца собственной грудью. Тогда приходит поезд. Паровоз сверкает огненными глазами. Из длинного санитарного состава выходит сестра милосердия. Она не опоздала! Младенец спасен. Волк бежит. Змея торжествует. На санитарном составе написано: «Все, как один, на помощь голодающему населению Поволжья».
Цирлих прочитал пьесу, положил листки на стол и посмотрел воспаленными глазами на слушателей.
– Ну, ребятушки, что вы на это скажете?
Поэт спрятал глаза.
– Как вам сказать, Цирлих… Пьеса как пьеса, хорошая пьеса, задумана интересно, но…
Цирлих похолодел.
– Да, Цирлих, задумана она интересно, но уж очень постановка сложная.
– Вы думаете? – спросил Цирлих, дуя в нос.
– Да, я так думаю. Помилуйте, – у вас там фигурирует целый санитарный поезд!
Цирлих умоляюще развязал у горла тесемочки.
– Так ведь он бутафорский. Так сказать, картонный. Нарисованный ведь!
– Ну, скажем, поезд – еще туда-сюда, но младенец, младенец… Разве можно выводить в пьесе трехмесячного младенца, Цирлих?
Цирлих закинул голову.
– Он пятимесячный, и потом он у меня не говорит. Роль, так сказать, без слов. Можно даже этакую куклу смастерить, бутафорскую.
– Гм! Разве что бутафорскую! Ну а волка и псицу зачем вы вывели? Кстати, почему псица? Что это такое – псица?
– Псица – это женский род от слова «пес». Славянизм.
– Ага. Ну разве что славянизм. Но кто же вам согласится играть псицу, вы об этом подумали?
– Подумал. Он загримируется. Станет на четвереньки и будет ходить. Это я как раз обдумал хорошо.
– Ну ладно, это еще туда-сюда, но ворона, ворона! Ворону-то как играть? Ведь летает она у вас, Цирлих?
Цирлих долго молчал, а потом глухо сказал:
– А у Ростана в «Шантеклере» как же? Куры участвуют. А у меня ворона. Разница ведь невелика?
– Невелика. Допустим. Это еще туда-сюда. Ну, там ворона, суслик – это не важно в конце концов. Но змея! Цирлих, вы вдумайтесь в это: змея! Понимаете: на сцене змея! Это невозможно. Змея убивает всю вещь. Змею Главполитпросвет не купит.
