— Ты убил его! — крикнул кто-то из-за соседних надгробий.
Все обернулись на крик, но никто не сдвинулся с места: ждали, что скажет на это Перикл.
Перикл снова отыскал глазами Сократа и сказал просто:
— Нет, не я убил Фидия. И сейчас, и когда я умру — да проклянут меня боги, если я лгу! — правдивый человек всегда сможет сказать обо мне, что никто из афинян не надел из-за меня чёрного плаща! И это всё, что я намеревался сказать, — закончил речь Перикл, хотя все ждали, что он будет говорить долго. — Оплакивайте покойного и расходитесь, афиняне! Хайре[49], Фидий! — он сошёл с помоста и сразу же оказался в кругу друзей — Софокла, Геродота, Алкивиада и Сократа.
Сократ, едва оказавшись рядом, сказал:
— Надо уходить. Здесь доносчик Менон и те, кто науськал его на Фидия и на тебя, Перикл. Они могут возбудить людей и осквернить святость этих мест. Ты хорошо исполнил свой долг, Перикл, и Фидий простился с тобой. Поспешим!
Аспазия встретила его сердитым молчанием.
— Что-нибудь случилось? — спросил он, когда её молчаливое присутствие стало тягостным.
— Нет, — ответила она, вскинув голову. — Ничего не случилось. С нами, — добавила она многозначительно. — Но ты бегал на кладбище оправдываться в том, чего не совершал. Как трусливый мальчишка. А ведь ты знаешь, что надо делать.
— Что? — уставился на жену Перикл. — Что я знаю? — Он злился на неё, когда она вмешивалась в дела, которые он относил к государственным.
Да, сбежали две её рабыни и нашли приют и защиту в Мегаре. Всё это скверно, но не стоит объявлять Мегаре войну из-за двух смазливых северянок. Да, по Афинам ползут и множатся дурные слухи, ночью в гетериях Антифонта и Ферамена обсуждаются планы захвата власти аристократами[50], а демагог Клеон, этот упрямый кожевник, вместе с канатчиком Евкратом и ламповщиком Гиперболом тем только и заняты, что произносят речи, в которых называют его, Перикла, тираном. И Клеон и Ферамен желают войны со Спартой. Демагог Клеон обещает народу богатую военную добычу, а Ферамен надеется, что после войны афинские богачи вздохнут свободно, избавившись от налогов, — военная добыча умерит аппетиты государства. Аспазия же думает о двух своих рабынях, беглянках, и о том, что война заткнёт рот болтунам. Конечно, так и будет, если он объявит войну Спарте: Клеон перестанет поносить его в своих глупых речах, аристократы откажутся от коварных замыслов, афиняне забудут о домашних распрях, Аспазия похвалит его за мужество и разум, но что будет потом, через полгода или год? Спарта и Афины обессилят и разорят друг друга, истекут кровью в бессмысленных и жестоких битвах, опозорят перед всем миром имя эллина, ибо и спартанцы и афиняне — одно племя, у спартанцев и афинян одна мать, общие боги и общая земля — прекрасная Эллада. Только обезумевшие братья поднимают друг на друга меч...
