– Уйди, урус, и я его не убью.
– Если я уйду, ты его к татарам увезешь, а это – мой ратник.
– Одним ратником больше, одним меньше, какая тебе забота?
Вот собака, по-русски чисто говорит, без акцента. Хотя на внешность – типичный крымчак. Узковатые глаза, желтоватое, продубленное солнцем лицо, вислые усы.
Я шагнул к нему, держа в руке саблю.
– Убьешь ратника – самого порублю на куски, саблю вытащить не успеешь. Что твой нож против моей сабли?
– Уйди! – завизжал татарин.
Я медленно подходил, двигаясь по сантиметру. Татарин неожиданно схватил Василия поперек тела, заорал:
– Сдохни, неверный!
И швырнул Василия в реку.
Кровь вскипела у меня в жилах. Сука! Он же связанный и с кляпом во рту! Захлебнется!
Я кинулся к татарину и в ярости отрубил ему руку с ножом и обратным ходом сабли распорол бок так, что вывалились кишки. Отбросил саблю и, как был, в сапогах и кольчуге, бросился в воду.
Василия уже не было видно. Метрах в пяти над водой показалась вздувшаяся пола кафтана.
Отталкиваясь ногами от дна, благо было мелко – по пояс, я в несколько прыжков добрался до сына, ухватил его за одежду и выбросил на берег. Оскальзываясь на траве, выбрался сам.
Первым делом вырвал кляп изо рта, разрезал путы на руках, перевернул его на живот, присел на одно колено и, приподняв, животом уложил парня на бедро. Изо рта его хлынула вода.
Я положил Василия на спину, зажал нос, припал к губам и вдохнул в него воздух, потом еще и еще… Щеки у парня порозовели, он закашлялся и открыл помутневшие глаза.
– Отец, где татары?
– Ушел один, – зло бросил я.
– Меня же арканом с лошади стащили! – виноватым голосом сказал Василий. Он крутил головой, ощупывая на шее следы от веревки.
– Эка, с кем не бывает! На меня тоже аркан накинули.
– Как же ты освободился?
– Саблей успел перерезать.
– А я и дотянуться до нее не успел.
– Ну, давай – вставай и в следующий раз быстрее будь, я могу рядом не оказаться.
Я не собирался его ругать – был рад, что удалось освободить сына из цепких татарских лап.
– А конь твой где?
– На нем другой татарин ехал.
Я сплюнул с досады. Сабли и пояса на сыне тоже не было – успели снять.
Ладно, черт с ней, с саблей, хотя и жалко – не из простых была, выбирал лучшее.
Я усадил сына на своего коня, сам попытался поймать коня татарского. Но не тут-то было! При моем приближении он отбегал в сторону – я был для него чужаком. Ну, ничего не поделаешь, фактически у нас остался один конь на двоих.
Ладно, добраться бы до лагеря вологодского ополчения, там Плещеев даст лошадь. Хуже, если снова встретятся татары по дороге: оба пистолета разряжены, запасной порох в мешочке на поясе вымок после купания в реке, сабля и та – одна на двоих.
