— Это, мама, нечаянно… Вовсе не из-за того… И всем говори, что это нечаянно…
Отец приехал недельки через три, когда Миша уже выздоравливал. Он вошел смущенно, сел на краешек стула возле Мишиной кровати, долго потирал руки. Затем плутовато подмигнул сыну, сказал:
— Ну как? «Стрелок весной малиновку убил…»
Мише это показалось пошлым. Он рассердился и повернулся лицом к стенке.
— Не обижайся, Михаил, — оправдывался Ксенофонт Ксенофонтович. — Это я из диктанта… В младших классах нам учитель диктовал: «Стрялок вясной молынавку убыл». Он нарочно так диктовал, чтоб мальчики делали ошибки.
Миша повернул остриженную круглую голову и улыбнулся.
Отец внимательно оглядывал Мишу, потрогал его волосы.
— Совсем мох, — сказал он, убирая руку, и задумчиво добавил: — Возможно, тебя надо было поместить не в хирургическое отделение, а куда-нибудь ко мне в палату.
— Если ты пришел издеваться, мог бы вовсе не приезжать, — отчетливо произнес Миша, насупив крохотные бровки.
— Не сердись, мой друг, не сердись. — Ксенофонт Ксенофонтович опять потрогал Мишины волосы, опять заметил: — Совсем мох. — Он уселся удобней, повторил — Не сердись, мой друг. Не сердись… В твои годы я тоже стрелялся. Только более удачно, — сказал он тише.
— То есть как? — удивился Миша.
— Очень просто: я попал в сердце и убил себя, — произнес печально Ксенофонт Ксенофонтович.
В другое время это Мишу рассмешило бы, но сейчас он испуганно посмотрел на отца, коснулся коленки Ксенофонта Ксенофонтовича и сказал тревожно: «Папа!», будто хотел разбудить его.
— А что, напугал? — неожиданно весело, даже подпрыгнув, спросил Ксенофонт Ксенофонтович.
— Ну уж и напугал, — заметил Миша позевывая.
Дома Елена Викторовна осведомилась у Ксенофонта Ксенофонтовича, как он нашел здоровье Миши.
— Все так же, — ответил он хмуро. — Без перемен.
— Как! — изумилась мать. — Ведь я у него вчера была… И все в порядке, и рана заживает.
— Рана — пустяки, — сказал озабоченно Ксенофонт Ксенофонтович. — Эгоизм и самолюбие — вот что по-прежнему разъедает его мозг, в его возрасте это опасней всего… Отсюда и выстрел… А рана — пустяки: она заживет…
Раз Мишу навестил и Никита Кузьмич. За полчаса своего пребывания он произнес одну фразу:
— Гляжу я на тебя, гляжу и удивляюсь — чего тебе не хватает?
— Комсомольского билета, — ответил поспешно Миша.
— Ты же его сам бросил, — сказал с упреком Никита. — Мне же ребята все рассказали, — добавил он неодобрительно, нажимая на слово «все».
