Задав корма фенакодусу, Степаныч поднялся ко мне. Указал на диван:
– Я здесь сплю.
– Возражений нет.
– Ещё бы они у тебя были! Поужинаем и на боковую. Что-то вымотали меня сегодняшние занятия. Труден преподавательский хлеб…
Я не стал говорить о своём самочувствии. Действие самогонки Степаныча сошло на нет, голова снова приобрела чугунную тяжесть. И пусть не очень верилось в антирадиационные свойства этой дряни, проверить всё равно невозможно. Так что не будем пренебрегать даже такой малостью.
Ужин изыском не отличался: варёная картошка с солью, шмат сала и пучок зелени непривычного вида. Я немного откусил и прожевал, что-то похожее на кинзу с примесью укропа. Запивали кипячёной водой.
– Если понадобится по нужде, спускайся на первый этаж. У меня там все удобства. Не бойся, Забияка не тронет. И ни в коем разе не выходи наружу в одиночку.
– Дядя Степаныч, я вроде большой уже, – сделал я попытку отшутиться, но наставнику ироничный тон не понравился.
– Ты, милай, мои слова на ус мотай! Тут и днём-то ухо востро надо держать, а ночью вообще гиблое дело по улицам шастать. Забейся в укрытие и не показывайся.
– Понял! Слушаю и повинуюсь!
Давно уже вышел из возраста, когда тянуло на подвиги и бравирование. Ну, а война окончательно свела на нет сами мысли об этом. Риск оправдан только в том случае, когда нет выбора. Герои долго не живут, а я планирую ещё покоптеть на этом свете.
Физиология есть физиология. Перед сном и впрямь понадобилось сходить по нужде. Я спустился, прошёл мимо похрапывающего фенакодуса. Он фыркнул и повёл в мою сторону ушами. Правда, глаза не открыл, опознав своего.
– Умничка, – похвалил я его, будто хорошую сторожевую собаку. – Спасибо тебе за наш покой!
Забияка оттянул верхнюю губу, демонстрируя набор великолепных зубов. Намёк понятен – пусть только сунутся, фенакодус им покажет. Интересно, а если ему, к примеру, морковку или яблоко предложить – сочтёт за лакомство или обидится (создание-то плотоядное)? Но может и от лошади что-то перепало, не только от крокодила…
Удовлетворив естественные потребности, вернулся на второй этаж, разобрал кресло. Оно пропахло сыростью, местами было продавлено, но это лучше, чем голый бетон. Простудить поясницу с последующими прострелами… увольте. Поберегу себя для старости.
Степаныч дрых, что называется, без задних ног, выводя носом затейливые рулады. Я поморщился. Оно, конечно, в казарме и не под такой храп спать приходилось, однако в последнее время я привык к иному «музыкальному оформлению». Ира – та вообще спала тихо, как мышка.
