Я болел целую неделю. К вечеру температура поднималась. Я лежал один при включенном свете с закрытыми глазами. Иногда мне казалось, что какая-то сила подхватывает меня и очень быстро, так, что кружится голова, поднимает вверх. Я становился невесомым, я летал в небе, как облако, меня подхватывали ветры и несли за тридевять земель. И не было никакого страха. Я открывал глаза, тело становилось тяжелым, я падал, и сердце замирало, как на качелях.
Все та же лавочка. Акация та же. Только листья жесткие и сухие, а стручки коричневые, растрескавшиеся: лето кончается. Не пройдет и месяца — снова в школу.
Мария Семеновна выгуливала своего Петю. «Чок, чок, чок, очень славный червячок», — приговаривала она, находя во взрыхленной под кустами земле жирного дождевого червяка. Петух хлопал крыльями, подпрыгивал, выклевывая из рук свое петушиное лакомство.
— Долго мы терпели, — сказал Вадик.
— Тыщу лет, — уточнил я.
— Пойдем? — спросил Генка. — В последний раз.
И мы пошли, вернее, поехали в Березовку. Заплатили за проезд в автобусе тридцать копеек, которые мне папа на мороженое дал, и через пятнадцать минут уже шагали по Свободной. Вон она, конюшня. Ворота настежь. Добро пожаловать! Мы и вошли.
Я заглянул в Карькино стойло и убедился, что оно пустое, обернулся к ребятам, и вдруг прямо на меня, откуда-то сверху, свалился целый стог сена. Не так-то просто было выбраться из-под него. А отчихавшись и продрав глаза, я увидел перед собой совсем небольшого, наверное третьеклашку, пацанчика с деревянной шашкой на боку.
— Так это ты, малявка, подстроил? — бросился я на него.
Но тут, не знаю, то ли кто мне подножку подставил, то ли я наступил на собственные шнурки, только опять зарылся в сено. Поднялся — вокруг стоят и смеются ребята, среди них старые знакомые — Витек и Коля. Вадика держали за руки. Генки не было. Когда смех утих, Витек сказал:
— Кулаками можете не махать — бесполезно.
— Это ты точно знаешь, да? Ты уверен, да? — ехидно, как иногда говорил Крот, спросил Вадик.
— А вот узнаешь.
Они повели нас, как пленных. Интересно, думаю, пусть ведут, посмотрим, что будет дальше. Мы подошли к мастерским, к той самой двери, за которой раньше размещалась кузница. Прежде чем войти, я успел разглядеть доску. На ней было написано: «Штаб ЮК», а сверху нарисована очень красивая голова лошади.
Витек, чтобы я не задерживался в дверях, подтолкнул меня коленкой, и я оказался в просторной, чисто прибранной комнате с земляным полом. За мной вошел и Вадик. В глубине комнаты, окруженный ребятами, стоял Алексей Петрович… С чего бы это?
