Близнецы взвизгнули и, подхватив автомат, улепетнули в заросли ивы. Вскоре там загремели очереди — длинные и короткие.
— Добро следует творить безвозмездно, друг мой, — укорительно прогудел толстяк. — Да, так вот. Между прочим, мне здесь все внове, я здесь пока чужой. Мечтаю обрести тихую пристань, сиречь обитель, жилье, квартиру, наконец. На месяц, на два, на три. Есть нужда в просторной комнате с просторными окнами и видом на реку и лес. И чтобы никого лишнего, ни единой души. Ты, безусловно, здешний абориген и знаешь каждую хату…
Я собрался с мыслями.
— Знаю такую хату. Вам у Сычихи подойдет: изба огромная, хоть в футбол гоняй, а Сычиха одинокая. Пойдемте, провожу.
— Пилигрим, — по-чудному сказал толстяк и поддернул к себе цепочку. И тотчас на другом конце ее, как из-под земли выскочила крохотная кудрявая собачонка с челкой на низком лбу.
— Мой друг и единомышленник Пилигрим, сиречь Странник, — кивнул на собачонку толстяк. — В этом прозвище вся его биография. И моя тоже… Ну что ж, промедление смерти подобно, говаривали великие. Веди нас, юный друг.
— Айда за мной!
И мы двинули вдоль деревни, мимо всех ее восьми домов. Я впереди, а за мной толстяк с Пилигримом-Странником на поводке.
— У Сычихи домина — первый на деревне, а живет одна, — объяснил я, чтобы не молчать. — Да она, Сычиха-то, дома вовсе и не бывает: все на вокзале торчит — спекулирует.
— А как сию почтенную особу в миру именуют? Имя-отчество ее каковы?
— Ее-то?..
Вот уж сроду не слыхал, чтобы Сычиху по имени-отчеству звали. Оглянулся я на толстяка, чтобы сообщить ему об этом, да так и замер на месте, раскрыв рот шире, чем Мишка с Люськой раскрывали, когда увидели автомат.
Было отчего! Вслед за Пилигримом, который важно перебирал короткими и толстыми лапками, на отдалении, правда, тащилась целая свора наших деревенских собак. И мой Грозный был тут, и Колькин Мухтар, и Разбой, и Шарик, и Рыжий, и Полкан, и Куцый — все семь штук. Только Пирата не было, но Сычиха никогда не спускала своего злющего кобеля с цепи — ни днем, ни ночью.
Все они — и Разбой, и Мухтар, и Рыжий, и Куцый, и Полкан, и мой Грозный — с таким брезгливым удивлением смотрели на Пилигрима, потеха просто. Могу ручаться, ни одна из наших дворняг не подозревала раньше, что в их собачьем племени могут водиться такие уродцы.
Толстяк тоже обернулся, присвистнул:
— Э-э, какой королевский эскорт, Пилигрим. Не съедят они нас?
— Ну уж… — успокоил я. — Они ученые, днем никого не трогают. Вот ночью не попадайся — загрызут.
