Так мы и сидели рядышком. Тишина, только в животах время от времени урчит (что в данных обстоятельствах вполне естественно). Над рекой мелькают летучие мыши — просто высший пилотаж. Наверно, охотятся за жуками, чтобы наесться впрок для неизбежного перелета на юг. А может, решат перезимовать у нас? Тогда зима будет бесснежная — есть такая народная примета.
Тревис задумчиво спрашивает ни с того ни с сего:
— Кем ты хочешь быть, когда вырастешь?
Ни разу в жизни никто меня об этом не спрашивал. Сложный вопрос, бесхитростно заданный тем, кого я люблю и кто любит меня. Надо же, нашел, о чем спрашивать. Мое сердце сжимается. Это у него есть выбор, не у меня.
— Я, наверно, хотел бы стать звериным доктором, — продолжает Тревис.
— Правда? — я вспоминаю, как на него подействовали внутренности червяка. — Ты отдаешь себе отчет, что придется видеть кровь, кишки и всякое такое? Ты это правда понимаешь?
Он помолчал минутку, а потом медленно произнес:
— Думаю, да. А как получилось, что на тебя это никак не действует?
По правде говоря, иногда очень даже действует, но я никогда не признаюсь, и особенно младшему братишке. Можно и приврать слегка.
— Потому что я Ученый.
— Нет, как ты выдерживаешь? Сможешь меня научить?
— Ну, не знаю…
Тревис обескуражен. Но тут он говорит то, что наверняка обеспечит ему мою помощь.
— Ты же умная, Кэлли Ви, умная, как целая стая сов. Ты найдешь выход.
— Я подумаю. И у дедушки спрошу. Если у меня не получится, может быть, дедушка что-нибудь придумает.
Помолчали. Вдруг я замечаю на запруде, с той стороны, где падает вода, какое-то мелкое существо на четырех лапах.
— Смотри, — шепчет Тревис.
Как ни странно, загадочный зверь выжил и даже выглядит получше. Распухшие слезящиеся глаза зажили, но он по-прежнему страшно тощий и весь в коросте. Темнеет, но я могу разобрать, что он не похож на хрупкую, грациозную, тонкокостную лисицу. Грудная клетка пошире, ноги покороче, словом, скорее собака, чем лиса. Совсем молодой еще пес.
Бедный зверь слегка вильнул хвостом, подтверждая, что относится к псовым, а не к лисьим.
— Уверена, это собака.
— Не может быть! А какой породы?
— Беспородная дворняжка.
И правда, породистостью и не пахнет. Понемножку отовсюду Смешали, взболтали, вылили… и вот.
— Может, доктор Прицкер…
— Даже не думай. Нельзя спасти всех, даже если очень хочется.
Пес опять вильнул хвостом. Честное слово, в глазах — тоска. Это же домашняя собака, а не дикий зверь. Дикая метнулась бы в кусты при нашем приближении, только мы ее и видели. Тем более не стала бы вилять хвостом. Меня затопил гнев. Что за бессердечный хозяин предал свою собаку, прогнал, обрек на злую судьбу, оставил в одиночестве?
