— Только спрашивал? — жестко передразнил Азиз-хон. — А еще?
— Покровитель знает: ничего. Сказал только: иди скорее домой, Азиз-хон рассердится.
— Как зовут его?
— Керим… Сын Зенат-Шо, Керим… — Ниссо вдруг затряслась в прерывистых бессильных рыданиях.
Азиз-хон, не сводя с нее взгляда, помедлил, стараясь унять свое бешенство, резко встал и, сдавив пальцами шею Ниссо, поднял ее с земли.
— Иди вперед!
И Ниссо покорно, задохнувшись от боли, стыда и обиды, поплелась туда, куда толчками гнал ее старик. Он гнал ее на свою половину, а из-за угла террасы смотрела им вслед старуха, шамкая беззубым ртом. Потянулась к светильнику, выдернула его из щели в стене и, колотя им по земле, сбила огонь. Потянулась к другому… Черная ночь сразу сомкнулась над домом и садом. Глубокие ясные звезды наполнили тьму нежнейшим сиянием. Легкий прохладный ветер скользнул снизу, от реки, зашелестел листвой. Старуха стояла во тьме, словно темное привидение, и долго прислушивалась к доносившимся сквозь стены глухим звукам ударов и сдавленным стонам Ниссо.
Вздох удовлетворения вырвался из груди старухи. Шлепая босыми ногами, она поплелась через двор к женской половине дома.
Утро пришло, как и всегда, тихое, свежее. Из долины донеслась первая дробь далеких бубнов: это женщины отгоняли птиц от созревающих посевов. Блеяли овцы. Шумела Большая Река — так привычно и ровно, что никто не замечал ее шума.
Снежные горы окрасились багрянцем, вершины открыли дню сначала фиолетовые, затем серые и коричневые зубцы. Ниже зазеленели лоскутки богарных посевов. Они зеленели везде, где склон был не так крут, чтобы человек не мог забраться на него с мотыгой.
В селении началось обычное оживление: жители, скинув ватные одеяла, вставали во весь рост на плоских крышах, спускались во дворы, и каждый дом вознес к прозрачным высотам ущелья голубой дымок очага.
Из крайних ворот селения выехало несколько всадников в чалмах и в белых халатах, с кривыми саблями. Хозяин дома низкими поклонами проводил их в путь, и они устремились короткой рысью по долине. Эти всадники, ночевавшие здесь, были, вероятно, владетелями какого-либо из отдаленных селений Яхбара и, наверное, прежде состояли в дружине живущего теперь на покое риссалядара.
Едва солнечные лучи коснулись долины, превращая в легкую дымку ночную росу, по тропинкам селения побрели оборванные, полуголые люди со своим первобытным орудием, с тяжелыми мешками, с вязками клевера на притороченных к спине высоких носилках…
