Сулажин | страница 5
Скрип стульев. Кажется, зверинец рассердился. Но я смотрю не на них — на Громова. Он один здесь имеет значение.
Сейчас он скажет что-то не то — повернусь и уйду. Мне плохо в этом мертвом подвале! Я хочу во двор, где сырой воздух, запах помойки, холодная капель с крыш. Где жизнь.
— Да, это мертвый уголок, — соглашается со мной Громов.
Он больше не издает квохтающих, горловых звуков. Он серьезен. Подходит, встает рядом со мной. Смотрит сверху вниз. Хочу встать со стула — опускает руку на мое плечо. Движение мягкое, а ладонь тверже камня.
— Мы здесь этого слова не боимся. И вы скоро перестанете бояться.
Теперь он обращается к остальным:
— Нашего полку прибыло. Позвольте представить.
Я жду, что Громов назовет меня по имени, но он говорит:
— Рак желудка. Терминальная стадия. Осталось три месяца.
Все смотрят на меня, и я съеживаюсь. Как будто с меня содрали всю одежду, выставили напоказ. И даже нельзя прикрыться руками.
— Вам я тоже всех представлю. — Это Громов говорит мне. — Но сначала объясню, кто я такой и чем мы здесь занимаемся. Здесь у нас…
— Подготовительные курсы, — враждебно прерываю я, еще не отойдя от потрясения. — На вывеске написано.
— Именно так. — Он улыбается одними глазами. Вот откуда морщинки. — Здесь готовят к примирению с неизбежным людей, которым не может помочь медицина. Я научу вас не бояться смерти. И последний этап вашей жизни, сколько бы он ни продолжался, не будет отравлен страхами, горечью неисполненных желаний, ненавистью к окружающему миру и к здоровым людям. Главное же — я помогу вам избавиться от гнетущего одиночества, которое ощущает человек обреченный. Ведь вы именно за этим сюда пришли?
Я опускаю голову. Мне трудно выдерживать этот пронизывающий, сияющий взгляд. Боюсь разрыдаться.
— Одним больше помогают индивидуальные занятия, другим коллективные. Но в первый раз человек непременно должен пройти через испытание публичностью. Это шок, но шок благотворный. Нужно раскрыться, снять все защитные слои, в которые вы спрятались, как в кокон. Иначе ничего не выйдет.
Краем глаза я замечаю, что Черепах кивает.
— Поверьте мне, — просит, даже умоляет бархатный голос. — Вы должны мне доверять. В этом залог успеха. Я хочу помочь вам. Я желаю вам добра. Сейчас у вас, я знаю, ощущение, будто вы стоите в чем мать родила на улице, перед одетыми. Но у нас здесь не улица. Это баня. Даже парилка. — Снова раздается горловое «хе-хе». И вокруг тоже звучит тихий смех, от которого я вздрагиваю. — Начну с себя.