Лана послушно встала, пошла за мной. Мы легли, и она прижалась ко мне. Ее худенькое тело всё дрожало.
— Рассказывай. Что у тебя за проблемы?
Она молчала, спрятав лицо у меня на груди. Кожу щекотнуло теплое, мокрое.
— Опа-на! Ты чего плачешь-то?
Я потянулся зажечь лампу.
— Выключи, — сказала Лана гнусавым голосом. — Я всё тебе расскажу. И, может быть, ты меня спасешь… Но сначала…
И она стала целовать меня, гладить, царапать ногтями. Продолжала всхлипывать, но уже не жалобно, а прерывисто, судорожно, с исступлением. И всё нашептывала что-то.
Не сразу я разобрал слова: «Полюби меня… Спаси меня… Полюби меня… Спаси меня…»
Во второй раз у нас всё было совсем не так, как в первый. Долго, медленно, с паузами. Я не открывал глаз, почти не двигался.
«Не один. Я не один» — вот что я думал. Остальное сейчас не имело значения.
Я сам не заметил, как уснул. Но и во сне я всё время чувствовал, что рядом есть кто-то горячий и живой.
Мне снилось, что я лежу на морском берегу. Песок нагрет солнцем. Рядом со мной большая мохнатая собака. Когда-то, в детстве, у меня была московская сторожевая Кира. Я ее очень любил. Теперь псов этой замечательной породы почти не увидишь. Не знаю, куда они делись.
Кира разнежилась под теплыми лучами. Я почесываю ее вислое ухо. Она тыкается влажным прохладным носом мне в живот, подставляя другое ухо. Шелестят волны.
«Кира, — шепчу я. — Где же ты была? Если б ты была со мной, всё было бы по-другому. Помнишь, как ты меня защищала? Эх, ты…» Мне смутно помнится, что в моей жизни что-то было не так. Но теперь всё наладилось. Бояться больше нечего. Кира со мной.
Кира заурчала. Зевнула, разинув широченную острозубую пасть.
И вдруг вгрызлась в мой живот.
Заорав от невыносимой боли, я скрючился. Стал отталкивать мохнатую башку, но шерсть с нее слетела, как пух с одуванчика, и я вцепился ногтями в голую кожу.
— Ты что? Больно! — взвизгнула предательница Кира женским голосом.
Я корчился на диване, обеими руками хватаясь за живот. Такого сильного приступа у меня никогда еще не было. Перепуганная Лана жалась к стене.
— Та… та… таблетки! — простонал я, давясь криком. — Скорей! Там… в кармане… Свет включи!
Невыносимо долго она рылась по карманам куртки. Потом уронила пузырек. Никак не могла открыть крышечку — тряслись руки. Всё это время — и еще несколько минут, пока подействовало лекарство — я катался по дивану, заталкивая, запихивая боль обратно в живот.
Наконец отпустило. Я лежал весь в испарине, обессиленный.
