— Это мистика, Федор Васильевич, — сказала Наташа.
Она знала, что в ближайшем будущем спада не предвидится.
Точнее, когда в школе проходили первый минимум Маун-дера, который длился семьдесят лет и получил название малого ледникового периода, кем-то умным было решено: второй, только что начавшийся, короче не будет. Минимум Шперера, случившийся в Средние века, был длиннее — девяносто лет, но измерений температуры никто не вел — термометров еще не изобрели. А минимум Дальтона, тридцатилетний, стал как бы слабым отголоском маундеровского.
Нынешний ледниковый период был настолько очевиден, что не было нужды давать ему имя ученого, вычислившего его по признакам солнечной активности. Признак был тот же самый, что у маундеровского минимума в семнадцатом веке: после двухсот лет безупречной, с точки зрения астрономов, жизни Солнце вдруг взбунтовалось. Чуть ли не в одночасье количество солнечных пятен снизилось в несколько тысяч раз. И на землю пришел холод.
Двадцать лет при холоде они уже прожили. Оставалось еще полвека.
Можно было, бросив обжитые «Сокольники», перебраться на юг — но кем ты, избалованный комфортом человек, будешь на юге? Лучшие ступеньки социальных лестниц заняты, а ответственная должность сборщика мандаринов в Северной Африке — не для тебя, отладчик программ, не для тебя, ассистент стоматолога…
— Нет. Не мистика, — возразил старик, — Вы меня слушайте, я сейчас в таком состоянии, что очень умные вещи могу сказать… настоящее зрение просыпается… Ванька, тащи меня к эскулапам. Я сделал все, что хотел. Осталось взлететь…
— Слава те Господи, — проворчал Иван Леонидович и погнал снегоход к башенке, в которой были двери четырнадцатого корпуса.
Потом Федора Васильевича на каталке отправили в палату. Иван Леонидович пошел вперед — говорить с врачами, а Наташа, стянув осточертевшую маису, шла вровень с изголовьем носилок. Одежда вдруг сделалась неимоверно тяжелой, и Наташа еле волочила ноги в унтах.
— Бросай ты моего дурака… иди замуж за Ваньку… — вдруг прошептал Федор Васильевич. — Ему всего сорок восемь, сопляк, малолетка…
Помолчал и добавил:
— Его можно любить!.
Раздвинулись двери палаты, пропуская каталку, санитар вошел следом, двери сомкнулись.
Наташа осталась в коридоре и терпеливо ждала Ивана Леонидовича, только сбросила на мягкий пол шубу. Он вышел, очень недовольный, костеря врачей, которые ни в чем не разбираются и ни черта в жизни не понимают.
Потом он подобрал шубу, перекинул через плечо и пошел к бегущей дорожке, Наташа побрела следом. Она молчала — боялась спросить про старика и услышать правду.
