Газета Завтра 1191 (39 2016) | страница 51



Новизна оттого и "бредит" старым, что ошеломлённо видит небосвод там, где ещё вчера был потолок. Догадываюсь, что слово "бредит" кто-то из критиков непременно так напрямую иронически и ввернёт при чтении романа Субхата Афлатуни "Поклонение волхвов", потому что ни один закон прежнего "продольного" чтения тут не работает — через десяток страниц непременно надо обернуться: что у нас там было?

История-то только внешне объективна, и вся делается человеком, а приглядишься с автором попристальнее — и окажется, что за скучным платьем причин и событий таится угаданный или нет Бог, хор диктующих небесную волю светил, волхвы, несущие опасные дары власти, слова и чудотворения. И звезда всё горит над яслями, и свет её всё тревожит и строит русскую историю, ломает судьбы империи. И человек, обжигаясь перепавшим ему осколком этой негаснущей звезды, что-то меняет в себе и вокруг — подневольный и свободный, уверенный, что он всё сам, и когда ещё догадается, а может и не догадаться, если писатель не поможет, что настоящая история рождается на изгибах и столкновениях Божьей и человеческой воль. Оттого и словарь в романе чудно богат, и можно было не знать, что автор ещё и поэт, сам бы словарь подсказал. Как у Борхеса слово "роза" цветёт розой и в слове "Нил" течёт вода Нила, так и тут слова возвращаются из безбытности, из неволи случайных употреблений к своим подлинным единственным смыслам, делаются "удобны", так что в предложении ничего "не жмёт" и "не хлябает".

Кажется, это самый интеллектуальный текст в нынешних соискателях, почти изнурительный для читателя, которому надо удерживать десятки рвущихся сюжетных нитей, отсылок к древним текстам, метафизических намёков. Чтение громоздкое, мешающее сны с явью, вымысел с реальностью. Но неизбежное. История должна была проститься с собой маскарадной улыбкой. Старым зрением такой ещё недавний XIX-й век уже не возьмёшь, потому что не только в нём, но и в самом тебе "порвалась дней связующая нить", и это тебе выпало, как Гамлету, обрывки их соединить.

Кажется, промелькнёт не раз в стилистике гоголевский нос, улыбнётся тень тыняновского "Поручика Киже" (куда теперь без них в русской прозе?). А в конце концов повеет ещё и домашним Дэном Брауном, которого (помните?) мы с вами, высокомерно кривясь, жадно прочитали. А тут ещё и метафизика вполне русская, страдательная. Наша "чаша Грааля" оказалась горше.

И я даже поневоле заглянул, что же означает имя Субхат в псевдониме Евгения Абдуллаева. Оказалось — "беседа, дружба", но и "непоседа", и вечное движение. И роман — подлинно дружеская беседа в доверчивой открытости, не смущающейся "безумием" мысли, и подлинно всякая мысль у него — непоседа… И везде немного ряженья и театра, словно все меняющиеся государи — немного герои "мышеловки" в "Гамлете", и все о самоубийстве династии, начавшемся до её рождения, когда волхвы ещё только выходили со своими дарами.