(…Ты боишься смерти? — Вот, блин, спросил… Не знаю. Скорее нет. После трех отсидок смерти мало кто боится. — А того, что может быть после смерти, боишься? — Да я как-то и не думал ни разу… — А ты вообще думал на эту тему? — Да нет, все как-то недосуг было. Да и смысл думать? Все равно ведь умрешь — так чего зря грузиться не по делу? — Боря, а ты как — верующий? — Да нет… — Вообще ни во что не веришь? — В счастье лоховское разве что. — Ну-ну… А в дьявола веришь? — В какого? Я где-то читал, что их много было…).
Во-во… Короче, ничего у него не вышло из этой пьяной психотерапии. Бог, дьявол, Будда еще был… Или не было? А, были эти… как их… я еще слово три раза повторил, чтобы запомнить… Да, точно — бодхисатвы. Святые, которые помнят предыдущие рождения.
…Смит, Рикардо, Региус, Оуэн, Мезер, Миль, Лютер, Локк, Лессинг, Лассаль, Кант, Ульрих фон Гуттен, Юм, Фурье, Фихте, Фергюсон, Кампанелла — еще утопист; помню — «Город-Солнце»; Плеханов, Лавров — это уже не то, это к другим, туда же, где сложены Бакунин, Герцен, Кравчинский и Кропоткин. Кстати, Кропоткина я прочитал-таки. Осилил. Понравилось. Наш брат-анархист…
…Стопки книг росли; я протер изнутри коробку, начал аккуратно засовывать внутрь пухлые и тонкие томики. Посмотрел на часы: е-мое, почти двенадцать. Это ж я больше двух часов сижу, книжки сортирую. Время сворачивалось кольцами, изгибалось, складывалось; а то вдруг застывало или ползло медленно, дождевым червем по асфальту…
(…Нет ничего глупее, чем считать время вектором — прямой линией со стрелкой. Законы времени, Боря, не связаны с логикой; их нельзя изучать с четырьмя правилами арифметики в голове. Да, разумеется, «жизнь», которую мы знаем, движется только в одном направлении — из прошлого в будущее. И все примеры «эволюции» так называемой — тоже суть движение из прошлого в будущее. А время, как оно есть, не имеет конца и начала. Иная реальность — рядом; ты не видишь ее. А ведь прошлое, настоящее и будущее вполне могут существовать параллельно — и, может быть, твои сны, твои видения — оттуда? Из той жизни твоей души, которая рядом. Да, именно это я и хочу сказать: параллельно существуют двадцатый век — и шестнадцатый. Борис Горелов — и Томас Мор. Здесь ты тянешься за «Утопией». А там — ты ее пишешь…).
…Резко запищал пейджер — я вздрогнул; нервы никуда. Хоть валерьянку пей… Абонент… А, Комментатор. «Сравнил уже портрет — или все еще боишься и тянешь время?». Я разозлился уже не на шутку. Отженись, китаец, мы разные. Мне положить тридцать три раза и на Гольбейна, и на это якобы сходство… Я вообще портрет порву — и все, и хватит. И не буду думать. И к Комментатору пока ездить не буду. Надоел.
