Итак, погнали. Горелов Борис. Тридцать восемь лет. Образование, специальность… Образование… Незаконченное высшее… Плюс полный курс тюремных университетов. Профессия. Аферист. Или — мошенник? Директор дирекции. Смешно. Не забыть три судимости. Собственно, почему я должен это писать? Хобби — легко: наркотики. Ха! Тридцать восемь… Три судимости… Наркотики… Идеальное резюме для воровского схода…Черт бы побрал этого Алика вместе с его резюме и факсом!
Вот она, жизнь. Вся уместилась — на осьмушке листа. Спасибо, господин Горелов, за прекрасную биографию, за «светлый путь». Может, Киприадис проводит до тюрьмы, обнимет на прощанье, слезу прольет…
Окна в табличке блудливо ухмыльнулись. Нагло подмигнул стеклянными дверцами шкаф, показал мое отражение: вот он, Горелов, Борис, тридцать восемь, худое лицо, выбритый подбородок, волосы черные, несколько седых, глаза черные, пустые, безумные.
Наркоман… Аферист… Мошенник… Тридцать восемь… Три судимости…
Новенький блестящий дырокол оскалился — я ударил по нему рукой, он отскочил в сторону — ага, испугался, скотина! Потом почудился тихий щелчок — посмотрел: черный факсовый аппарат… Включился — и туда же «три судимости»…
…Специальность… Образование… Что писать? Аферист? И не забыть три судимости…
Вскочил, схватил стул. Бросил — стеклянные дверцы обрушились на пол — вместе с осколками: в каждом был я — Горелов, тридцать восемь, три судимости, мошенник, наркоман. Прислонился к стене — она оттолкнула меня. Бросился к окну, распахнул — ледяной ветер прыгнул на стол, схватил белые листы, уронил их на пол. Вон оно — резюме: пробует отползти под шкаф, надеется спрятаться. Хрен тебе, ясно? Вырывалось, ускользало — а я поймал! Вот же тебе — пополам! И — еще пополам! Кусочки становились меньше, меньше. В распахнутое окно отправился дырокол — грязно-серый, с вечно разинутой смеющейся пастью. Вслед за ним выбросился факс. Все. Резюме отправлено по факсу. Как договаривались…
…Опомнился. Увидел. На руке кровь. Откуда? А, поранился, — весь пол в осколках. Выглянул, посмотрел вниз — да, факс, валяется, разбитый. Бред. Винтовой бред. В комнате царил полный бардак — когда это я успел? За окном быстро темнело.
Что же будет? Что? А вот что — я уйду. Начну сначала. Знать бы, где оно. Три судимости — виноват, простите. Но ведь китаец-Комментатор сказал, что в нашей стране почти все сидели, а тот, второй, который с ним разговаривал, холеный обозреватель, тоже зону топтал, а поднялся, раскрутился, известный человек… И я смогу. Смогу. Сойду с поводка — уволюсь; дальше — либо к Алику, либо… не знаю.
