— Ребят, а почему пиджак красный?
— Он не красный. Он малиновый, — отозвался парень с длинными волосами, собранными в аккуратный пучок.
А, понял. В смысле — новый русский…
Какое-то время я шел рядом. Орала музыка про «шар цвета хаки». Кто-то, заболтавшись, налетел на вожака с чучелом. В общей свалке оно легко рассыпалось. Стали собирать. Помог. Подарил собранному «буржую» в пиджаке значок «Хочешь похудеть — спроси меня, как». Потом разошлись: они — сжигать буржуя, а я — на него работать.
* * *
— Боря, ты не мог бы мне помочь? — Киприадис начал с места в карьер, даже не поздоровался. Выглядел он странно: правый рукав пиджака в пыли, галстук сбился набок, выражение лица — «я сегодня очень, очень сексуально озабочен»…
— Конечно, Константин Сергеич, — отозвался я. — Что нужно сделать?
Оказалось — ничего героического: всего лишь отвезти очередной пакет на Рижский вокзал и оставить в камере хранения. Честно говоря, я пожалел, что пункт назначения поменялся — прошел месяц с того дня, как познакомился я с китайцем-Комментатором, и меня преследовало чувство, что мы недоговорили тогда, что не расслышал я (или — не спросил) что-то важное. Больше всего хотелось поговорить с ним о лондонской тюрьме и тех ощущениях, что не мог я списать на винтовой приход.
На этот раз пакет оказался куда тяжелее и больше; но я утешал себя мыслью: на вокзале обязательно вскрою его и выясню, что за ценный груз доверяет мне Киприадис. В метро было на удивление малолюдно; сел в углу, достал книгу. Оруэлл, «Скотный двор». Помню, время от времени отрывался от текста и пытался найти в окружающих людях черты героев: вот этот, с тупой обреченностью в глазах, похож на Коня-работягу; эта — с толстыми ляжками, нахально выставленными напоказ, — Овца; а вот уткнулась в газетный обрывок коза Мюриэль. Вспомнил и давешнего визитера фонда — того самого, что приходил к Киприадису и так сильно задел меня своим «директор дирекции» — вылитый боров Визгун, свинья-работник интеллектуального труда.
Рижский вокзал. Пронзительный паровозный гудок — «поезд Москва — Рига отправляется с первого пути».
Я прошел к поездам — почему-то казалось, что развернуть пакет надо непременно без свидетелей. Как в воду глядел! Присел на парапет возле платформы — черт, холодно! — слегка поддел ногтем серую бумагу — она поддалась, с мягким хрустом раскрыв хранимое внутри.
И — что? Ничего сверхъестественного. Твердая, кажется, кожаная — обложка. Иностранные буквы. Бумага… Необычная. Желтоватая. Ну, книги… И все?
