— Я догадываюсь, как можно об этом разузнать, — тихо произнесла Эвелин.
— Да, я сейчас же поручу одному из моих людей покопаться в ее прошлом, — кивнул Брайан.
— Можно поступить еще проще.
— Неужели? Умоляю, поделитесь идеей.
— Спросить у нее.
Брайан недоверчиво улыбнулся:
— А она скажет мне правду?
— С этого и надо начинать, — подсказала Эвелин. — Шелби приедет с ней с минуты на минуту. Я накрою стол для вас двоих к восьми часам.
— Но я не имею права принудить ее остаться, — заметил он.
Эвелин улыбнулась:
— Но ведь ее опекуну все еще нездоровится.
— Полагаю, у него всего лишь синяки от ушибов.
— Я позаботилась о том, чтобы эти синяки болели.
— Боже праведный, Эвелин, вы не ранили этого мужчину?
Она рассмеялась:
— Нет, Брайан! Мы просто немного побеседовали — этого хватило.
Он посмотрел на нее, восхищенно качнув головой:
— Эвелин, какая же вы прелесть.
— Делаю все, что в моих силах. — Она расцвела улыбкой, затем посерьезнела. — Брайан, расспросите ее как следует. Возможно, она и скажет вам правду о себе. А если солжет, это выяснить нетрудно, я уверена.
— Возможно, но…
— Что вас смущает?
— Видите ли, когда мы впервые беседовали с ней, она упорно старалась скрыть правду — маскировалась усерднее, чем я.
— Нельзя всерьез предполагать, что мисс Монтгомери участвуют в тайном заговоре против вас, — заметила Эвелин.
— Насколько мне известно, Эвелин, все так или иначе участвует в заговорах и играют определенные роли. И у этой мисс Монтгомери, безусловно, есть свои тайны.
* * *
Открывая дверь, Камилла услышала слабый стон. Страх закрался в ее сердце.
— Тристан?
— Ками, лапушка, это ты?
Голос его был очень слаб. Камилла ринулась к кровати и присела рядом с Тристаном, тревожно глядя на него.
— Как ты, в порядке? — с волнением спросила она.
— В полном порядке, детка, когда вижу тебя! — Он морщился, словно от боли, пока говорил.
— Что тебя беспокоит, Тристан? Наверное, ты переломал себе кости. Нет, надо забрать тебя отсюда и отвезти в больницу! — забеспокоилась Камилла.
— Что ты, Камилла, не надо! — Он взял ее руку. Страдание читалось у него на лице, но хватка оставалась крепкой. — Нет, лапушка, мои кости целы. Точно тебе говорю — видишь, может еще старик шевелиться, мне просто больно.
Она слегка откинулась на стуле и пристально посмотрела на него, не зная, то ли ей сердиться, впадать в ярость, то ли тревожиться. Она положила ладонь на его лоб.
— Жара у тебя нет, — сказала она.
— Знаешь ли, я просто… ослаб. Все тело ноет. Но увидишь, со временем поправлюсь. — Он робко улыбнулся: — Моей жизни ничто не угрожает, моя дорогая, это точно.
