Время как будто остановилось — ни шума леса, ни движения воздуха. Она продолжала смотреть на него. Так где же маска? Те странные кожистые складки, словно у зверя? Это человеческое лицо — самое потрясающее из всех, что ей доводилось видеть, — жесткое и суровое, словно высеченное из скалы, как лицо древнего божества.
Кому верить? Озверевшему хищнику или праведному, сильному человеку?
— Камилла, прошу, ради бога. Пойдемте со мной. Ну пойдемте же.
Пока он говорил, она услышала звук шагов позади себя. Кто-то еще? Спаситель? Из тех, кто некогда увлекался ею? Однако все они увлечены тайнами и древними сокровищами. Лорд Уимбли, Хантер, Обри, Алекс… о господи, прости, сэр Джон.
Она быстро обернулась — к ним сквозь подлесок пробирался мужчина.
— Камилла! Слава богу!
Он подошел к ней.
— Только тронь ее — и ты труп, — прорычал тот, кого все называли чудовищем.
— Он убьет вас, Камилла, — тихо позвал другой голос.
— Никогда!
— Вы же знаете — он убийца, — настаивал второй. — Ради бога, Камилла, он — чудовище. Ведь это доказано.
Она переводила взгляд с одного на другого, не в силах разрешить мучительные сомнения. Да, один из них, несомненно, убийца.
А другой — ее спаситель. Но который из них?
— Камилла, быстро, только осторожно… идите ко мне, — позвал один.
Тот, кого она знала как чудовище, поймал ее взгляд.
— Подумай, не торопись, моя любовь. Вспомни все, что ты видела, поняла… и почувствовала. Вспомни все, Камилла, и спроси себя, кто из нас чудовище.
Вспомнить? С каких пор? Все слухи и ложь? Или тот день, когда она пришла сюда, в замок, и впервые услышала звук его голоса.
В тот день она встретила чудовище.
— Боже праведный, что он натворил на этот раз? — взволнованно спросила Камилла, глядя на Ральфа, верного слугу Тристана, — привлекательного мужчину и, к несчастью, его компаньона в преступных похождений.
— Да ничего! — негодующе отозвался Ральф.
— Ничего? Тогда почему с трудом переводишь дух и смотришь на меня просительно? Что, снова нужно вызволять моего опекуна из камеры, борделя или какого-нибудь притона?
Она понимала, что высказалась резко, но Тристан был обречен попадать в переделки. Ее негодующий тон ясно давал понять: пусть сам справляется со своими проблемами, она не полезет из-за него в пекло. И Ральф прекрасно знал причину этой злости.
Тристан Монтгомери не пользовался уважением, с каким обычно относятся к опекунам, хотя судьба и наделила его весомым положением — в те времена титул значил больше, нежели характер и состоятельность его обладателя.
