— Да, теперь я понимаю, почему отец запрещает какие-либо вылазки на Поверхность. Потерять мир, где можно не бояться церковников, Ордена и прочих охотников за твоей шкурой, ради любопытства было бы крайне глупо.
Грант нашел в траве камушек и запустил его в ручей, протекавший в десятке метров от магов, и срывавшийся с обрыва, орошая воздух сверкающими каплями.
— Люблю это место. Всегда прихожу сюда, когда выдастся свободная минутка. Здесь пахнет умиротворением. В деревне ты можешь спрятаться от чужих глаз разве что в своей хижине, но и там поток их голосов, крика, смеха будет преследовать тебя.
— Любишь одиночество?
— Не то, что бы люблю, — Грант замялся и, посмотрев на Фьорда, усмехнулся, подняв руки вверх, — ладно, можно сказать и так. В деревне почти три сотни человек, и все это посреди огромной пещеры. Замкнутое пространство и все такое. Конечно, я родился здесь и вырос, и это должно быть для меня нормальным. Но, как я говорил ранее, я был на Поверхности, где над тобой синее небо — такое, что голова кружится от его глубины. А здесь… столько людей, и пусть женщины готовят пищу и смотрят за порядком, а некоторые из мужчин удят рыбу (здешние ручьи просто кишат живностью), и возделывают землю, но, по большей мере, заняться тут нечем. Вот и получайте десятки поэтов, писателей, ученых, художников, музыкантов, и каждый со своими идеями, теориями, неуемной энергией. Порой гул стоит невообразимый!
— А в моем городке было чересчур тихо: слишком много магов в одном месте, и все со склоненными головами и раболепствующими душами, серые тени, готовые в любой момент стать частью горы.
— Я тебя понял, борец за свободу, но нам не стоит засиживаться. Ночь здесь не наступает, так что слушай меня — я знаю, когда можно забыться сном, а когда раздают еду.
Вернувшись в селение, они отужинали возле хижины Мелиссы и Гранта, чтобы дать Фьорду привыкнуть к новому месту, прежде чем жители деревни набросятся на чужеземца с расспросами.
— Мы живем в отдельном от отца доме. Он всегда занят делами общины, а здесь куда тише, чем в самом сердце поселения, — Грант умело извлекал кости из обжаренной до коричневой корочки жирной рыбины. Мелисса закончила раньше и, сославшись на усталость, отправилась в хижину. — Сегодня поспишь на моей койке, а завтра я смастерю еще одну лежанку.
— А Мелисса? — руки Фьорда были по локти в жире.
— Лисса? Она спит во второй комнате. Мне так спокойнее. Ей уже тринадцать, в этом возрасте мужчины селения могут начать за ней ухаживать, но я предпочитаю не подпускать этих балбесов к ней ни на шаг, — пояснил Грант, увидев недопонимающий взгляд Фьорда. — И ты, даже не думай!
