— Солдаты! — крикнул он своим резким голосом, но вынужден был повторить это слово несколько раз, пока на площади не наступила тишина. — Я такой же воин, как вы. Мне хорошо известно, что вам пришлось испытать и как терпеливо переносили вы все это. Я запятнал бы свою офицерскую честь, если бы урвал хоть малость из того, что принадлежит вам по праву. Поскольку же вы не верите мне, то я постараюсь убедить вас.
Все насторожились, ожидая, что будет дальше. Тайфл наклонился к кирасирам и что-то шепнул им. Четверо из них тут же поставили открытый пустой сундучок на стол, вскарабкались на стол, подняли сундучок, над головами и стали показывать его, поворачивая так, чтобы он был виден каждому. Случайно оказавшись поблизости, я заметил, что это был как раз тот сундучок с маленькой царапиной на боку.
— А теперь второй! — приказал лейтенант.
Кирасиры слезли. Новая четверка сменила их и подобным же образом завертелась со вторым сундучком, словно голуби на куполе.
Со вторым сундучком…
Я так пристально глядел на него, что у меня чуть глаза не вылезли на лоб. Просто чудовищно — только действительно ли я видел?..
Видел. На боку сундука, в том же месте белела маленькая царапина. Это был тот же самый сундук, который Тайфл велел показать нам в первый раз!
Так вот оно что!
Меня словно топором оглушили. Боже мой, до чего же я был тогда глуп! Знаете, в ту минуту я даже чуть не разревелся, узнав, что на свете может существовать подобная человеческая подлость.
Пока я стоял да раздумывал, солдаты стали понемногу расходиться. Правда, они еще продолжали шуметь и ругаться, но лейтенант, очевидно, убедил их, — никто не заметил ни царапины на сундуке, ни Тайфлова колдовства за сплошной стеной кирасиров.
А я?
Я сгорал от стыда из-за того, что в первую минуту очень растерялся, стоял, точно пень, и даже не пикнул о замеченном мною подвохе. Хотя я продолжал молчать, однако теперь мне становилось все тяжелее и тяжелее, поскольку я, как осленок, думал только о себе.
Я не мог никому доверить своей тайны; расскажи я об этом, и все узнали бы о моей трусости.
Вечером после получки денег мы достали себе еды. Я ужинал вместе с Пятиоким и Картаком, но каждый кусок буквально застревал у меня в горле, как у гуси, откармливаемого к празднику. Хотя я и был голоден, однако ел без всякого удовольствия, растерянно озирался по сторонам и мысленно твердил себе: «Трус! Трус!»
К счастью, мои товарищи были так увлечены своей едой, что не замечали моего настроения. Пятиокий тараторил без умолку.
