Вы, видимо, не поверите, что как раз эта единственная битва — а она продолжалась не больше часа — решила исход всей войны. Наш король, этот Фридрих Пфальцский, убежал из Праги, как мальчишка после порки. А ведь такая столица, если ее хоть немного защищать, почти неприступна. Генералы же и шляхтичи были без короля, точно без рук. Одни из них сразу же ушли с королем, другие отправились в путь — встречать победителя и униженно просить об оказании милости. Тут-то и выяснилось, каковы были тогда у нас дела. Стоило только дунуть — и все рассыпалось.
Собственно говоря, я еще не рассказал вам того, как закончилась та битва. В этом виновато пиво. Дайте-ка сюда еще глоточек, — хмель следует заливать хмелем. Так…
Нас, кирасиров, разбили баварцы. Принц Ангальтский был тяжело ранен и захвачен в плен. Как только наверху, на Белой горе, узнали об этом, так первой дала тягу мадьярская конница. Без единого выстрела она пустилась вниз, прямо к Влтаве и поплыла через нее. Большинство мадьяр утонуло в реке. А как поступили остальные полки? Ну, ради чего бы им рисковать своими шеями? За жалованье они еще кое-как служили, но стоило ли им умирать за такое жалованье, которое мы получали? Оно было ничтожным, — нередко нам выдавали лишь четвертую часть его, да и то с большими задержками. Тогда вы, наверное, думаете, — за родину! Но сколько служило в чешском войске таких людей, чья родина находилась далеко отсюда! Для чешских же солдат она была панской мачехой.
Из всего чешского войска оказал сопротивление только один полк мораван, который дрался во главе со своим полковником и всеми офицерами. Однако скоро мораване были перебиты все до единого. Они полегли у стен охотничьего заповедника под Гвьездой[9] как, скошенная нива.
Ох и тяжко вспоминать подобное! Запьем-ка это!
Ну, а что было потом?
Н-нда, император Фердинанд был еще более отпетым негодяем, чем наши шляхтичи; тот сумел ловко обтяпать свои делишки. Чешских протестантских панов он вылавливал, как кроликов из норок, главарей же мятежа — шляхтичей и горожан — велел казнить. Их было двадцать семь. Император приказал одних обезглавить, других повесить на Староместской площади. Говорят, что все они шли на смерть гордо, с высоко поднятыми головами. Вот так бы мужественно они вели себя на поле боя, а не перед казнью!
Потом последовало одно за другим: изгнание знати из страны, конфискация ее имущества… Император либо прикарманил себе тысячи дворцов, поместий, деревень, либо роздал их немцам, испанцам, итальянцам и рассчитался таким образом со всеми своими наемными солдатами и прихлебателями. После этого он нагнал в нашу страну отцов-иезуитов, которые начали обращать всех панов и не панов в римскую веру. Но в те города, деревни и халупы, где люди сопротивлялись этому, он поставил своих солдат. Они-то уж знали, как вразумить упрямые головы. Головы, которые не поддавались их вразумлению, отрубались.
