Оказаться на Венгерском базаре – все равно что попасть на стол к любящим каннибалам. Куда ни повернись, всюду старушки спрашивают: «Что, детей больше нет?», жалостливо качают головами, стискивают плечо или похлопывают по заду; «Ходь вадь? – интересуются они, – как дела?», и Лора с улыбкой кивает, будто вопросы эти исключительно риторические. Ей без конца передают картонные тарелки с телятиной, которые она принимает с вымученной благодарностью: кюсюнюм сипен. Лору мутит; все взгляды, кажется, устремлены на ее карман. Рассказать о письме, конечно, придется – но сейчас, у всех на виду, время не самое подходящее. Расскажет вечером, для их же блага, думает Лора и, подняв глаза, видит в дверях Алистера и Мици.
В поисках опоры она тянется за спину и накрывает рукой пакет с паприкой, податливый, как крошечный трупик. Ее разум еще борется с мыслью о Петере Фаркаше, а глаза уже следят за мужчиной, которого она вроде как любит. Вернее, за его женой. Словно кролик, завидевший ястреба, Лора завороженно провожает взглядом своего заклятого врага.
Мици Саджен бледна, как нечто, извлеченное из расщелины на склоне Карпатских гор. Она красит волосы в рыжий цвет и носит губную помаду, но в остальном выглядит хрупкой, от природы худой: женщина, которая так занята благими делами, что забывает о еде. Она изящно курит. У нее целомудренная грудь. Мици не назовешь миловидной, однако к ней прикованы взгляды и престарелых венгерских матрон, и мужчин всех возрастов – она проходит по залу, как миниатюрный посол на вражеской свадьбе.
Алистер с присущей ему методичной серьезностью, в которой Лора старается разглядеть что-то трогательное, посвятил ее в тайны своего брака, заключенного при посредстве его первых нанимателей и Мициных опекунов: славного (славного ли?) доктора Орсаг-Надь с супругой, тоже доктором. Принудительная диета, вспышки гнева и миллион недостатков, которые нашла в нем жена, – обо всем этом Лора знает. Впрочем, у ее соперницы кроме красивых глаз и осиной талии есть и другое оружие – благословение святой католической церкви, которое Алистер, хотя и не католик, считает ненарушимым. Не то чтобы Лора хотела бы выйти за него замуж. Она просто хочет быть замужем.
Все это неважно, думает она, следя за ними, как курица за лисой, из-за груды кожаных аксессуаров. Хотя ей это не по карману, она все же купит Марине подарок. Лора сглатывает комок, но в горле остается пыль, или пепел, или печаль – что-то, от чего никак не избавиться.
