Несчастливое имя. Фёдор Алексеевич | страница 37
— Ну вота и опять свиделись, молодица.
Алёна вздрогнула, кинула робкий взгляд вокруг себя и устремила удивлённый взор на Андрея:
— Мы рази знакомы?
— Так за чем дело стало, меня Андреем прозывают.
Побледневшие перед этим щёки Алёны вспыхнули как маков цвет.
— А меня Алёной. Вот курёнка надо зарубить.
— Идём, зарублю.
— Одёжа на тебе хороша, не перепачкаешь? — упавшим голосом спросила она.
— Ничего, идём.
Они вошли во двор. Алёна принесла топор. Одним ударом Андрей срубил голову и бросил трепыхающуюся тушку со связанными лыком лапками на землю.
— Можа, водицы дашь испить, — сдавленным голосом попросил Андрей.
Алёна повела купца в дом, стыдясь бедности обстановки. На столе стояла глиняная кружка. Она потянулась за ней и вдруг почувствовала его руки на своей талии. Алёна хотела их скинуть, но её как будто обдало жаром, она впала в какое-то сладкое полузабытье. Купец нежно прильнул к ней и начал жадно целовать. Она ещё немного сопротивлялась, а затем как будто вся оцепенела. Андрей поднял Алёну и уложил поверх лоскутного одеяла. Всё произошло быстро. Блаженство расползалось по телу, когда неожиданное рыдание Алёны колом встало в груди Андрея, дыхание перехватило.
— Ты чаво?
— Зачем ты это сделал?
— Ты вроде бы была не противу.
— Нельзя пользиться случайной слабостью.
— Все грешат, и ничаво. Чем я лучше?
— Я замужем.
— Так и у меня жена имеется.
— Тем паче грешно.
— Ишь какая святая. — Андрей говорил, а сам чувствовал, что думает и хочет сказать совсем другое. Он протянул руку к Алёне, но она подалась от него.
— Небось, силой не буду.
Заплакал ребёнок. Андрей натянул штаны и поспешил из дома ткача. Выйдя на улицу, он направился в кабак. В Хамовниках был один-единственный кабак. Ткачи посылали прошение к царю не строить более.
Толкнув ногой дверь, Андрей вошёл вовнутрь. Это был самый чистый кабак Москвы, но и здесь было полно бродячих нищих. Они раздвинулись при виде купца. Андрей высыпал горсть серебра в руку питейного старосты и сел за стол. Одна из гулящих жёнок стала нагло рассматривать его.
Он пил кружку за кружкой, не закусывая и быстро хмелея. Бойкая жёнка уже давно сидела рядом, прижавшись к нему.
— Своруешь деньги, я тебе рожу сверну, — предупредил он её, но она слышала сотни таких предупреждений и особо не испугалась.
Рядом подсели два чисто одетых ткача.
— Наконец-то закончили камку для боярина Ртищева. По ентому случаю можно по кружечке и пропустить, — сказал один из них, оглядываясь по сторонам, как бы оповещая всех.