«Кто бы такой?» — подумал Иванов и остановился, всматриваясь против солнца в высокую легкую фигуру приезжего. В берете, светлом костюме и шелковой рубашке, он не был похож ни на кого из здешних. Но что-то издавна знакомое почуялось в нем Иванову. И чем ближе тот подходил, тем больше Иванов волновался. Нет, не он, решил Иванов окончательно. Этот уж больно культурный. Такой, видать, и верхом на коня не садился и матом не ругается. Но волнение не проходило. Кто же мог так косолапить во всем полку, кроме лейтенанта Никанорова? Их разделяло шага три-четыре. Приезжий вдруг остановился, посмотрел на Иванова и тихо сказал:
— Да не может быть!..
И когда, подобравшись, Иванов встал по стойке «смирно», а потом улыбнулся во все свое круглое лицо и шагнул навстречу, приезжий рванулся к нему.
— Васильич?! — воскликнул он. — Дорогой ты мой!..
— Товарищ лейтенант, — счастливо бормотал Иванов. — Да как же это? Да откуда? Вот дела-а!..
— Что же ты ни разу не написал?
— Так… Думал, забыли Иванова.
— Эх, Васильич! Разве тебя забудешь?
3
У Никанорова, как говорится, не было никаких оснований забывать Иванова. Более того: не раз он, как наяву, представлял то проклятое раннее утро, в августе сорок пятого года, когда для него все могло кончиться очень скверно. Если бы не Иванов.
Накануне они — авангард армии, куда входил и конно-минометный полк, — уже преодолели пустыню и вступили в предгорья Хингана. Танкисты и пехота ушли вперед, а минометчики остановились на ночь, дать отдых измученным коням. Но пехота далеко не продвинулась. Ей преградили путь смертники, окопавшиеся на склонах гор, и японская батарея, бившая прямой наводкой по единственной горной дороге.
На рассвете, когда Иванов разбудил Никанорова и тот поднялся с плащ-палатки, брошенной на гаоляновые листья, пришел приказ: немедленно выступить и поддержать пехоту минометным огнем.
Кто-то из штаба полка — потом так и не дознались кто, — чтобы ускорить седловку и выступление, приказал каждый миномет везти только на паре коренных коней, оставив в укрытиях вторые пары, уносных.
Никаноров насторожился. Что за черт? А вдруг коренные не вытянут? Озадаченный, он стоял с автоматом, закинутым за спину, с биноклем на груди и клинком на боку, смотрел, как солдаты сноровисто запрягают коней. А если не вытянут? Но, несмотря на тревогу, решил, что начальству, пожалуй, виднее. Тем более тут, сказали, близко. Коновод уже шел к нему с Разгулом в поводу, Никаноров вскочил в седло и хотел выехать на дорогу, как вдруг увидел, что Иванов подпрягает уносных коней.
