После этой фразы во мне поднялось возмущение. Эта женщина своим приходом напоминала о том, что Марина как бы откупилась от меня тем, что её наняла, в первую секунду хотелось крикнуть «Не нужно мне никакой сиделки!», но я себя сдержал, потому что она была ни в чём не виновата. К тому же за мной ухаживать больше некому.
Когда во мне улеглись эмоции, я обратил внимание на то, что её голос показался смутно знакомым. Я начал внимательно её рассматривать и обомлел.
– Юля?.. – удивлённо проговорил я. – Это ты, что ли?!
– Андрей? – всмотрелась она, в свою очередь, в меня.
Она внимательно разглядывала моё лицо. Неудивительно, что она не узнала меня сразу, как только вошла, ведь мы не виделись почти лет тридцать. К тому же хоть я себя ещё и не видел в зеркало, но могу предположить, что выгляжу сейчас устрашающе.
– Андрей… – подтвердил я. – Я тебя уже сто лет не видел…
– И я тебя тоже… – обескураженно сказала она. – Вы же переехали в другой район, когда мы учились в десятом классе… Двадцать семь лет назад… С тех пор ни разу и не виделись…
Между нами повисло молчание. Вернее, повисли годы – в эти секунды каждый из нас осознавал эту цифру – двадцать семь лет. Каждый залпом, за одно мгновение вспоминал свою жизнь, события, которые случились за эти годы. Когда мы виделись последний раз, в то время были цветущими и юными, а сейчас нам уже за сорок.
Мы с Юлей жили в одном дворе. С самого детства она отличалась от всех детей: была рослая, нескладная, а своей тяжёлой, мешковатой походкой была похожа на медведицу. Мы так её и дразнили – Большая Медведица. Она очень мало общалась со сверстниками, всегда нас сторонилась, но зато очень любила стариков, и чем старик был несчастнее, тем больше она его любила. Впрочем, любила она не только стариков, но и вообще всех одиноких, незащищённых и больных – как людей, так и животных. Она была необычайно жалостливым человеком. После школы Юля мчалась то к одной старушке, то к другой, помогала убирать в доме и делать покупки. В те глупые юные годы нам это казалось смешным и мы жестоко над ней насмехались, особенно же нас веселило, когда нам удавалось довести Большую Медведицу до слёз – день тогда был прожит не зря.
А однажды мы с друзьями её окружили, выхватили пакет, который она несла очередной старушке, и бросили его на землю. В пакете что-то разбилось, и из него потекло по асфальту молоко. Юля, эта огромная Юля, разрыдалась, а мы ликовали. Из её глаз текли крупные слёзы. Зачинщиком той сцены был я, и я никогда не забуду взгляд, который она ко мне обратила, – это был потрясённый и разочарованный взгляд. Но он, этот взгляд, ещё больше развеселил меня, мне казалось очень смешным, что мы довели её до такого состояния. Особую пикантность этому добавляло то, что все знали, что я ей нравлюсь, и мне казалось, что это очень круто – на глазах у моих дружков довести до слёз девушку, которой я нравился. Это как будто прибавляло мне веса. Естественно, мне Большая Медведица не нравилась. Как она могла мне нравиться? За мной бегали по-настоящему красивые девчонки, а не такие медведи! Вскоре мы переехали в другой район, и я больше никогда её не видел.
