— Плывуны, что ли? — пробормотал себе под нос штурман. — Но какого же черта они пошли на грунт?
— Не спи! — окликнул его командир. — Не то мы и сами там окажемся!
Командир не сводил глаз с альтиметра. Машина теряла высоту. Автопилот вдруг решил самопроизвольно выключиться. До сих пор исправно разыгрывавшие электронную симфонию приборы вдруг повели себя, как перепившийся оркестр.
Пришлось перехватывать управление. Летчик открыл антиграв до последнего, и машина должна была сразу после этого свечкой взлететь в небеса. Но антиграв не отреагировал на команду. И стало ясно: уже через несколько минут машина начнет зарываться в песок — его машина, и все остальные тоже.
— Катапультироваться всем! Похоже, только так еще можно было уцелеть.
Десять кресел выстрелилось. И вторые десять. Взвились. Антигравы должны были опустить всех медленно, в зависимости от высоты. Они не сработали.
— Так и есть — плывун, — успел еще выговорить командир, погружаясь в податливую массу.
Наконец-то Симону удалось прорваться по связи в штаб командования. Он потребовал самого командующего и никого другого.
— Командующий слишком занят. Доложите мне, — предложил адъютант.
— Передайте командующему: я обнаружил, что в наши действия активно вмешивается некая третья сила.
— А вы, собственно, где находитесь? — спросил адъютант, не проявляя и признака доверия.
— Даю координаты…
Адъютант вовремя вспомнил, что именно это имя — капа Симона — командующий недавно употребил в положительном смысле. Возможно, речь шла о каком-то задании.
— Оставайтесь на связи. Я доложу.
Листьев на деревьях не осталось ни в одном из занятых войсками лесов.
Передвигаться пешком по грунту стало весьма затруднительно.
— Навыращивали тут черт знает чего, — сердито проговорил декан распаковщиков, перебираясь через очередное препятствие. И в самом деле, листья, снизу казавшиеся в общем нормальными, разве что очень уж большими — теперь, когда они валялись на земле, вызывали совсем другие впечатления. Особенно те из них, что были свернуты наподобие мешка, в который можно было уложить множество всякого добра. Примерно полметра в поперечнике и метра полтора в длину. Так выглядел каждый пятый-шестой лист. Так что приходилось или лавировать между ними, или задирать ноги повыше и садиться верхом, чтобы сползти уже в другую сторону. Декан оседлал очередной мешок, задержался на секунду, даже поерзал:
— Похоже на голубцы, нет? Интересно: а чем они так набиты? Запах какой-то… не сказать чтобы приятный. А ну-ка…
