Обитель милосердия [сборник] | страница 71

— Считаю до трех! — крикнул Будаков.

Танков продолжал стоять. Вперед он не мог шагнуть и понимал это. Прятаться опять за угол — об этом стыдно было и думать. Надо найти слова…

— Раз!

Пуля ударила в землю и, прорыв канавку, утонула в полуметре от него. Отшатнувшись, он сделал шаг назад.

— Отпустите хоть детей, не мучьте их! — крикнул Танков.

— Два!

— Беги, парень! — крикнули из-за дома.

Он повернулся и, стараясь идти нарочито медленно, сделал шаг к спасительному углу. Теперь он ощущал ружье лопатками. Дрожит, дожимая курок, палец, еще четверть мгновения, и пуля, самодельная, с неотшлифованными краями, изготовленная на секача, вплющится между лопатками. Она входит в него, ломает, корежит позвоночник, буравит, разрывая, внутренности…

— Три!

Танков прыгнул рыбкой, перекатился за угол и затих на траве, закрыв голову руками. Выстрела не было.

— Что, ошметок легавый? Ссышь, когда страшно?! — хрипло, с удовольствием кричал Будаков. — Это вам не мужиков по шалманам гонять!

Танков, отводя глаза, неохотно поднялся с земли.

— Что ж тут было сделать? — Захаров успокаивающе принялся его отряхивать. — Вишь, озверел мужик. Стрельнул бы тебя в упор, да и все дела.

— Возьми. — Игнатьев обил о рукав поднятую с земли фуражку и сам надел на Танкова. — Чего уж теперь? Давай наших ждать.

— Мефодьич! — заорал опять Будаков. Тот вздохнул, поднял рупор. — Тащи мою стерву! Скажи, ежели через пять минут под расстрел не выйдет, щенят еённых порешу. Мне теперь все едино.

— Опомнись, Генка! Дети ж твои! Чего зверствуешь?

— Не мои они! Нагуляла, тварь!

— Его! Его! — Галина Будакова, затихшая было на земле, всполошилась, заметалась, хватая за грудь то Велина, то Танкова. — От него дети! Чем хошь поклянусь!

— Да нам-то ты чего? — досадливо освободился от ее цепких, перепачканных грязью пальцев Велин. — Что мы, попы? Ты вон его уговори.

— Иди, Галина, иди. Скажи что-нибудь из-за прикрытия. Договорись как-то, — подтолкнул ее Захаров.

Будакова медленно подошла к углу, оглянулась. Ей поощряюще закивали.

— Гена, — тихо позвала она. Откашлялась. Крикнула тонко:

— Ге-ена! Гена, прости! Чем хошь клянусь, твои дети! Со зла сказала. Слышишь? Отпусти их, не мучь. Твои ж они! Ну, пошутили, и будет! Чего людей смешить. И так уж нагородил!

— Пошутили! — Он будто только и ждал этого неудачного словечка, чтобы намертво в него вцепиться. — Это верно! Нашутила ты препорядочно! Всё во мне перековеркала. Нет тебе веры! А ну выдь из-за угла, если честная. Вместе пошутим! Ну?! А-а, знает, кошка…