Обитель милосердия [сборник] | страница 47

— Я к вам, — объявил он.

С привычной боязливостью Катерина Петровна всматривалась в незнакомое лицо. Потом вопросительно посмотрела на вышедшую соседку. Валя, отведя глаза, вынула из ее руки набитый пакет и ушла на кухню.

— В хоромы-то пригласите? — с фальшивой развязностью произнес Танков.

— Да уж какие хоромы. — Катерина Петровна прошла по длинному коридору до угловой комнаты, потянула оказавшуюся незапертой дверь и, отступив, пропустила вперед незваного гостя.

Танков вошел в комнату, где жили вдвоем мать с сыном. Небогатую, прямо скажем, комнату. Шкаф с потрескавшейся полировкой; две одинаковые пунцовые софы ржевского производства, на одной из которых валялась брошенная в спешке рубаха; телевизор «Сигнал» с нахлобученной сверху магнитолой и стол с наваленными в беспорядке радиодеталями. На подоконнике из-за стираной тюлевой занавески выглядывала объемистая хрустальная ваза с вставленными искусственными розами — должно быть, та самая, о которой говорила Валя.

— Сын это… на учебу торопился, — по-своему оценила взгляд гостя Катерина Петровна, сдернула рубаху и, чуть приоткрыв скрипучую дверь шкафа, не глядя сунула ее в объемистое нутро. — Он ведь позднее меня уходит. Я-то с семи на смену, а ему к девяти. Ну, малой еще. Иной раз проспит. Вот в спешке и бросил. А вообще-то он у меня аккуратный, обстоятельный… Вы, должно быть, из техникума. Он предупреждал, что могут зайти…

— Я не из техникума, Катерина Петровна. — Танков почему-то заговорил торжественно и оттого, как сам с неприязнью услышал, лелейно. — Я из милиции.

Откинув назад руку, хозяйка нашарила спинку стула и, осторожно оседая, опустилась на сиденье. Покрасневшее лицо с мелкими морщинками приобрело тоскливое выражение.

— Нашли-таки, — качая головой, будто про себя, пробормотала она. — Говорила я ему, не езди в этот поход дурацкий. Ну, чего тебя к этим… тянет? Ну, чего?! Скажите, чего ему среди них надо? Медом, что ли, намазано?! — Лицо ее некрасиво исказилось, готовое зайтись в плаче. Но, видно, вспомнив о соседях, она лишь всхлипнула.

Мучившийся от необходимости врать, Танков оторопел.

— Значит, сын вам всё рассказал?!

— Еще б он не рассказал, милый ты человек! Еще б он матери не сказал. Такого у нас не водится. Я его, дурака, как узнала, сама тряпкой отходила.

— Тряпкой — это, конечно, круто, — неприязненно процедил Танков.

— Слышь, — Катерина Петровна дотянулась до его рукава. Искательно потеребила. — Вы скажите, чего нам за это, штраф будет?