Обитель милосердия [сборник] | страница 33

— Эх, дед, — Никитин поднялся. — О Боге думать пора. О том, что после тебя останется. А ты всё смердишь.

— Ну, тебя, сопляка, не спросили. Эва куда! С ним еще как по-человечески. Плюнул Эдуард Михайлович, по некультурному своему обыкновению, на дедов порог. С тем и отбыл с государевой службы. Два дня у матери белый просидел, зубов не разжимал. Да еще отчим, подлюга, подзуживал:

— Что, Эдуард, постоял за правду-то? Вона как ее сейчас механизмами подсекают. Нет уж, хочешь прожить без проблем, не высовывайся. Себе целее. Может, сгонять?

Приходили с утешениями. Так зубов и не разжал. Уж на исходе третьего дня, когда мать мимо тенью прошмыгнуть собралась, остановил ее:

— Слушай, матушка, ты зачем мне в детстве врала, будто жить по правде нужно? Или правда моя кособокая? Куда ни ткнусь, поперёк оказываюсь.

— Да я и сама понимать перестала, — тяжко призналась мать. Она опасливо положила ладонь на буйные вихры сына. — Бог с тобой, сынок, живи, как все. Оно и мне спокойней будет.

А чего тут еще скажешь?

— Вот и славненько, — согласился сын. — Сколько можно в городских сумасшедших ходить. Пойду-ка погоняю шабашку. Хоть прибарахлимся с тобой.

И случился с тех пор Эдуард Никитин бригадиром шабашников. Но это уже обида номер два.

…И случился с тех пор Эдуард Михайлович Никитин бригадиром шабашников. А что? Голова, если без закидонов, вполне светлая, руки в обе стороны вертятся, в строительстве и раньше смыслил, а поработав пару лет, освоил досконально. Но главное умение — организовать процесс. Это просто на зависть. Такие договора «срубал», такой стройдефицит выуживал, что даже «бугристые» шабаши ахали.

И новая слава пошла про Никитина: чудила чудилой, но-о! Вот бы к кому попасть. Тяжело, однако, — конкурс. Да и не каждый выдерживал. Бригаду свою с апреля по ноябрь гонял по двенадцать — четырнадцать часов. Само собой, без грамма. За пьянку вышибал без обсуждений и без материальных компенсаций. Сам, если где прорыв, не разгибался вместе с остальными. К декабрю раздавал заработанные «куски»:

— Держите, обломы! И чтоб до весны поганых ваших рож не видел!

Покупал себе нового пыжика и — гулевал так, что Ржев дрожал. На радость отчиму, на горе матери.

Ближе к концу февраля «шабаши» вставали на низкий старт. Под окнами принимались мелькать флагманы, прислушивались, приглядывались. Шепоток по Ржеву пускали:

— Говорят, пыжика загнал. Стало быть, выхаживается. Вот-вот шабашку затрубит. Так не один год продолжалось.