оказал, главного претендента на его место придушив. Может, намекнуть, позлить его?
Сатр! Нет, не оказал. Заметил я шевеление краем глаза, глянул быстро – встаёт мой
придушенный, шею трёт. Хвост поджатый, вид подавленный, но мне от этого не легче. Ну
что ж это я поторопился, чуял ведь, что надо еще пару минут подождать. Оплошал я,
оплошал – хорошего бойца в живых оставил. Теперь он только сильнее станет, и все
людские жизни, которые он в будущем заберёт, частью и на моей совести будут.
Злость мне сил добавила – если её в бою правильно использовать, от неё сплошная
польза – разум проясняет, боль притупляет. Главное – холодной её поддерживать, злость-
то. Не давать вскипеть нерассуждающей яростью. До того я, силы вожака справедливо
опасаясь, в ближний бой не лез, а тут – навстречу рванул. Он меня через бедро кинул, так
я даже мешать ему не стал – зря, что ли, у нас на тренировках один из сражающейся пары
всегда хвост на пояс одевает? За него-то я и зацепился, падая. И на ноги приземлился, у
верга за спиной. За хвост же и дёрнул, как следует, одновременно ногой под него с размаху
залепив. Причиндалы у вергов чуть повыше, чем у людей, так я об этом знаю и удар не
голенищем, а кончиком сапога наношу. Сдаётся мне, щенков у вожака больше не будет.
Пискнул он и сжался, локти к бокам прижав – точки болевые защищает. Эффект от удара в
пах не настолько хорош, как от удара по нервному сплетению – с ног не валит, но
выигрыш во времени даёт. Немного, но даёт. А мне и этого достаточно – прыгаю вожаку
на спину, валю его на землю, руку левую, сталью окованную, в пасть засовывая. Правой
рукой левую к себе тяну, коленями спину верга к земле прижимая. Дерну сильнее – шею
сверну. Но нельзя. Ничто тогда уже не помешает всем, уже мной побеждённым, на меня
наброситься. Жаль, но только двоих я теперь и смогу убить – тех, что после вожака
пойдут. Но уж их-то убить ничто мне не помешает. Думаю я так и вдруг понимаю, что
самку мне убивать не хочется. Вот не хочется, и всё тут. И злость боевая куда-то вдруг
уходит, вытекает, оставляя ощущение опустошённости и наполняя усталостью только что
звеневшие от силы мышцы. Что же это такое со мной?
Я растерянно отпускаю вожака и встаю с него, даже не думая, что он, быть может,
вовсе себя еще побеждённым не считает. Очень я самим собой удивлён. Переутомился, что
ли? На мое счастье, вожак рыпаться и не думает. Приподнимается, садится на колени,
