A moongate in my wall: собрание стихотворений | страница 40



я на небо смотрю из пыли —
отчего так похожи молитвы мои
на умолкшие песни твои.

1929

133. «Змеиными бликами билась вода…»[93]

Володе Визи

Змеиными бликами билась вода,
ты помнишь, в далеком порту,
где бросили якори наши суда,
и мы отошли в темноту.
В вечерней толпе мы бродили одни,
и нас не окликнул никто.
Сияли вверху небоскребов огни,
ревели тревожно авто.
О, полночь, и холод чужих площадей,
о, блески витрин и реклам,
о, многие тысячи встречных людей,
идущих к себе по домам!
И после — весь ужас безмерной тоски,
когда мы, простившись, дошли
по докам пустынным, до шаткой доски
на ждавшие нас корабли…

1928

134. «О, неужели в синем свете…»

Блоку

О, неужели в синем свете,
когда на запад солнце канет,
он не придет к моей планете
и больше песни петь не станет?
Он умер, — и ведь я не знаю
ни слов таких, ни заклинаний,
чтоб возвратить земному краю
хоть часть его очарований.
Не смерть его была бедою,
а то, что я найти не в силах
и окропить живой водою
его далекую могилу.
И я пол-жизни отдала бы,
чтоб только знать на самом деле,
что песнь моя — хоть отзвук слабый
его разбившейся свирели.

1929

135. «Случалось ли тебе рекой какой-то длинной…»

Случалось ли тебе рекой какой-то длинной
далеко где-то плыть, куда — не знаешь сам,
и видеть иногда, как крепости старинной
на склоне гор зубцы синеют здесь и там?
И знать, что ты — во сне и замки те — виденья,
что в окнах их мелькнут и пропадут огни,
и надо вечно плыть все дальше по теченью
и слов ничьих не ждать «пристань и отдохни!»
Я помню берега, высокий лес еловый,
и быструю меня несущую струю,
и тихий неба свод, спокойный и лиловый,
такой, как не найти нигде в другом краю.
Но замков тех немых таинственные стены —
о, трудно рассказать, как больно помнить мне,
как будто это там, измучены и пленны,
живут мои мечты в своем старинном сне…

1929

136. «Есть в судьбе какая-то слитность…»

Есть в судьбе какая-то слитность:
если грусть — то грустно всегда.
В страшный край, где кончится бытность,
черным током льется вода,
все бежит мохнатой пещерой,
по змеистым руслам земли,
навсегда распрощавшись с верой,
что забрезжится свет вдали.
Знаю я, — как время настанет,
я ударюсь о землю лбом,
и душа в небытье предстанет
в грязь затопленным соловьем,
и когда распадутся узы
при последнем вое трубы —
будет видно сердце медузы —
глупой, злой и жадной Судьбы.

1923

137. «Я больше песни петь не буду…»

Я больше песни петь не буду,
прости меня, что я хочу
уйти к неслыханному чуду
и жечь незримую свечу.
Для самых пламенных молений
я белой ризой облекусь,