Дневник Кости Рябцева | страница 105

Сегодня начался семинарий с Зин-Палной по Пушкину. Зин-Пална подробно рассказала биографию Пушкина, и после этого отличился Володька Шмерц. Он вдруг спрашивает:

— А что чувствовал Пушкин, когда жена у него была брюхата?

Тут Зин-Пална отвечает:

— Если бы вы, Шмерц, задали такой вопрос из любознательности, то я, может быть, вам и ответила бы, а так как вы это спрашиваете из хулиганства, то кто-то из нас должен уйти из аудитории: вы, Шмерц, или я.

Тут Володька стал опровергать, что он вовсе не из хулиганства и что он сам читал в письмах Пушкина, как Пушкин пишет своей жене: «так как ты брюхата…» — но все ребята закричали:

— Пошел вон, Шмерц! Здесь не двор, а аудитория.

И Володька принужден был удалиться с позором.

Сегодня на футбольной площадке Юшка Громов ни с того ни с сего начал звонить насчет Никпетожа и Стаськи. Это было уже прямое безобразие, потому что среди футболистов далеко не все — наши школьники, и поэтому я сказал Юшке, чтобы он перестал бузить.

— А что ты мне сделаешь? — спрашивает Юшка.

— Рожу растворожу.

— Попробуй, — говорит Юшка.

Я пробовать не стал, а сговорился с Колькой Палтусовым, который играл правого края за третью команду, и мы решили Юшку подковать. Вышло это так: когда форварды третьей команды повели мяч, то Колька Палтусов погнался за Юшкой, а Юшка, по обыкновению, стал водить. Тут я, под предлогом принять мяч от Юшки, рванулся ему под самые ноги и загородил дорогу, а в этот момент налетел сзади Колька да как трахнет Юшку по самой бабке, Юшка — с катушек и заорал не своим голосом:

— О-о-ой! Это я знаю: Рябцев нарочно меня кует, сволочь этакая!

А все видели, что подковал его вовсе не я, так что никто не обратил внимания, только Кольке капитан сделал выговор за грубую игру. А Юшка не мог сам идти, так как нога у него была вдребезги расшиблена и распухла, и его ребята потащили домой на носилках.

Потом, когда мы с Колькой шли домой, он мне говорит:

— Дото.

А у нас, по условию, спрашивать объяснения телеграфвыражений нельзя. Каждый должен догадываться сам. Я ломал-ломал голову, но что это за «дото» такое, никак не мог додуматься.

— Дорогой товарищ? — спрашиваю.

— Нет, — отвечает Колька.

— Добрый товарищ?

— Да нет. Как же ты не понимаешь? Доволен тобой.

Тогда я решил Кольке отплатить и, пока шли, всю дорогу придумывал. Стали прощаться, я ему и говорю:

— Верзавок копал.

— Чего ты копал? — рассеянно спрашивает Колька.

— Да ничего я не копал, а верзавок копал. Это я с тобой прощаюсь. Ну-ка?