Доля казачья | страница 81



Прозрение наступило и очень ясное. А то бить будут, и казачки тоже! И очень больно будет. А утром многие казачки уже щеголяли в новых кофточках, которые успели сшить за одну ночь из цветастой трофейной материи.

Ну как же не уважить своих геройских мужей. Пусть и им радостно будет. А жена-то у него уж больно хороша, не чета другим. И умница, и красавица, и хозяйка хоть куда — всё за одну ночь успела. Дать бы Федоркину по его тыкве, чтобы в следующий раз думал, что говорит. Чуть столько делов не натворил, со своими воспоминаниями.

Прощание было недолгим. Казачки своих слёз не показывали, крепились, как могли. Это грех большой был, по живому мужику рыдать. Казаку в сто раз легче будет, если жена в его памяти, как зоренька ясная будет. С такой памяткой и в бой легче идти казаку, и домой ноги сами нести будут.

Сотня Бодрова так и осталась под его командованием. Лютов не стал ничего менять, раз хорошо показали себя в деле казаки, то пусть так всё и дальше будет.

— А соответствующее звание мы тебе быстро присвоим, Бодров-атаман!

Война, она или возносит высоко казака, тогда он парит в небе как орёл. А может и вовсе его не заметить, если не растоптать вообще.

Но последнего позора не должно быть. Казак с детства с конём и с оружием дружит и уже на службе у Царя-батюшки состоит. Для того он и рождён казаком — чтобы счастливым быть. И на войне тоже!

— Сотником будешь, Лука! Ты этого заслужил!

— Любо казаки!?

— Любо!

Сотник



Прервал свой рассказ дедушка Григорий Лукич, и заулыбался. Видно было, что ему приятно было всё вспомнить.

Забеспокоился маленький Саша, и старшие внуки тоже.

— Дедушка милый, что же дальше-то было? Ты так интересно всё рассказываешь, прямо ты сам там побывал, с Лукой Васильевичем, отцом своим.

— Вот здесь ты угадал, внучек, на фронт я собрался в свои пятнадцать лет. Надоело мне диверсантов различных ловить, да на побегушках у казачек бегать. Так всё и сказал атаману Лютову. На фронт хочу, испытать казачью долю, к отцу в сотню.

Вся сухопарая фигура атамана расправилась, и он как бы ростом стал выше, и плечи пошире стали.

— Молодец казачок! Весь в деда своего пошёл, Василия Бодрова. Орёл вырос! Пусть отец всё сам и решает, я не против его решения. Знаю, что всё равно дома не усидишь, раз на волю рвёшься.

Молчал отец, не знал что ответить, но всё же нашёлся.

— В другом случае плетюганов тебе бы вволю всыпал, но не военное это дело. Война не мама родная, и не всякий взрослый там выдержит. Если опозоришь меня, Гришка, то смотри тогда, плохо тебе будет! Становись в строй, да прежде с матерью своей попрощайся, успокой её.