На дворе сильно похолодало, и вдруг за окном запорхал снежок; при полном безветрии снежинки были похожи на задумчивых мотыльков, то и дело повисающих в воздухе и точно прикидывающих, в каком направлении двигаться предпочтительней, веселей. Палата спала так крепко, что никто не слышал, как за стеной дико визжала онкологическая больная, как нагрянул наряд милиции и арестовал пьяного Стрункина, который в знак протеста безобразно матерился и бил посуду, как пришли маляры, собрали пустые бутылки и унесли.
Яша Мугер проснулся посреди ночи, что обыкновенно с ним случалось после обильной пьянки. На душе было тоскливо, муторно, не по-доброму предчувственно, - словом, нехорошо. Яша смотрел в окно, бледно светящееся во мраке, и спрашивал себя, отчего бы это у него на душе было так нарочито нехорошо... Мало-помалу он пришел к заключению, что причиной всему рука; донельзя, до слез было жалко ампутированной конечности, кровной ткани, по глупой случайности отторгнутой от родимого целого и плавающей теперь в одиночестве, в формалине, в кромешной тьме. Такое было ощущение, словно вместе с рукой у него отняли часть его суверенной личности, либо одно из чувств, вроде обоняния, без которого, конечно, жить можно, но это уже не то; Яше припомнилось, что точно такая же тоска на него свалилась в тот год, когда жена Вера Марковна ушла к зубному технику Альпенштоку.
Вдруг Александр Маленький резко, одним движением сел, как заводной болванчик, пристально посмотрел на спящих в обнимку Бидона с Верой, сказал:
- Это еще что за промискуитет!.. - и рухнул на столешницу, словно внезапно умер.
Яков еще полежал немного, глядя в бледно светящееся окно, потом поднялся, сунул ноги в тапочки, перешагнул через храпящего Ваню Сорокина и вышел в едва освещенный одной лампочкой коридор. Пройдя коридор, он спустился по лестнице на первый этаж, а затем в подвал, где начинался тоннель, соединявший клинику с учебными корпусами; тут было сумрачно, сыро и тихо по-особому, как-то по-кладбищенски, только слышался звук капели, которой сочились перепутавшиеся трубы, похожие на кишки. Яша уверенно шел вперед, как если бы его вел за собой невидимый проводник, бегло оглядывался по сторонам и вскоре, точно, увидел массивную дверь анатомического театра. Видимо, тут работала ночная смена прозекторов, которые отлучились перекусить, ибо створки двери были открыты настежь, а в помещении театра не было ни души. Яша сторожко шагнул через порог, увидев у дальней стены металлические столы, накрытые простынями, испуганно взял налево и как раз оказался в чулане, уставленном пластиковыми баками, похожими на мусорные контейнеры старого образца. На одном из баков было цинично написано коричневой краской "руки"; Яша двумя пальцами приоткрыл крышку и сразу увидел родную длань с малиновым пятном возле локтя, глубоким порезом предплечья, запечатлевшимся в шраме неестественно белого цвета, как будто кто тут мелком прошелся, с армейской татуировкой в виде литеры "я" с крыльями по бокам и сломанным ногтем на среднем пальце. Не долго раздумывая, он выудил свою руку из бака, хотя это нисколько не входило в его намерения, а требовалось только повидаться с отторгнутой плотью, по которой изнылась отравленная душа, и, прихватив ее щепотью, как прихватывают рыбу, купленную на базаре, осторожно понес наверх. Вернувшись в палату, Яков положил свою руку в пакет, который Бидон использовал под гостинцы, пакет спрятал в тумбочку, тумбочку запер на миниатюрный замок, а ключ положил в носок. Зачем он выкрал руку из анатомического театра, этого Яков не мог понять.
