— Мы скоро уже закончим, Борис Янович, — ответила за Татьяну Мария Ефимовна. — Не беспокойтесь, пожалуйста.
Маркерт заставил себя улыбнуться этой женщине и заторопился к неумолкавшему телефону, подумав, что нельзя быть несправедливым к человеку, ни сном ни духом не ведающему ни о каких собственных погрешностях. По привычке Борис Янович подыскал подходящее место у Матфея: «Всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду», отметил про себя машинально: «Глава пятая, стих двадцать второй», улыбнулся несуразности даже представления о родстве с Марией Ефимовной, разве что по адамовой линии, быстро прошел в кабинет к звонившему телефону и снял с аппарата трубку.
А внизу, кажется, все было готово. Недостаток времени не позволял Тане во второй раз примерять и приглаживать платье, она решила так и остаться в нем и крикнула наверх:
— Папа, папа! Иди взглянуть на окончательный вариант! И ехать, ехать уже пора… Папа!..
Но профессор Маркерт не откликался.
Прошло несколько минут. Синицкая собирала в черный клеенчатый саквояж портновские причиндалы. Тетя Магда подалась на кухню, чтобы приготовить по чашке кофе, ужинать придется поздно, после концерта. Таня кружилась перед большим, в полтора ее роста, старинного изготовления зеркалом и напевала.
Отец в гостиную не спускался.
Таня взглянула на часы. Показалась из кухни тетя Магда с подносом, Таня рассерженно пристукнула каблучком и побежала по лестнице.
Дверь кабинета, обычно открытая настежь, Маркерт не любил запертых помещений, сейчас оказалась закрытой. Девушка толкнула ее, вошла и увидела ссутулившегося отца. Он стоял к ней спиной у окна, выходившего в сад, и на звуки шагов дочери не повернулся.
— Папа! — воскликнула Таня. — Ну что же ты? Мы опоздаем!
Профессор медленно повернулся. Довольно моложавое для семидесятилетнего человека лицо его теперь посерело, осунулось, морщины углубились, смяли, скомкали облик Бориса Яновича.
— Что с тобой, папа? — вскричала дочь и бросилась к Маркерту.
— Ничего, — сказал профессор и с усилием улыбнулся, отстранил Таню рукою, прошел к креслу, сел. — Ничего, Танюша… Сердце слегка испугало, а так — все хорошо.
Таня недоверчиво смотрела на него. Потом она расскажет начальнику управления Жукову, что отец никогда не жаловался на сердечные боли, а судебно-медицинский эксперт Франичек заявит, что с таким сердцем профессор Маркерт мог жить до ста лет.
— Вы идите, — сказал Борис Янович. — Я отойду и нагоню вас. Идите пока одни… А я потом, потом.
