— Жена участкового? — спросил я у сторожа, хлопотавшего возле меня.
— Галка. Она, — кивнул Савелий Фомич.
— «…Парад отстающих опять возглавляет бригада Шамоты. На её участке убрано зёрна всего лишь с пятидесяти четырех с половиной процентов запланированной площади…».
— Вот завёл порядки, — проворчал сторож.
— Кто? — спросил я.
— Ильин, кому ещё. Мало на совещаниях головомойку устраивают, нет, надо перед всеми людьми срамить…
— «…Видно, работникам этой бригады понравилось ехать на осле…» — задорно проговорила дикторша.
— Ишь изгаляются… Никакого стыда нету, — негодовал Савелий Фомич.
— Что, у вас в хозяйстве разве есть ослы? — полюбопытствовал я.
— Шаржа, так, кажись, называется, — пояснил сторож. — Кто впереди — это, значит, на спутнике несётся.
А кто хуже всех — на осле.
— Наглядная агитация, — сказал я.
— Не агитация, а сплошное издевательство. Откуда Шамоте план взять? Там, видишь ли, в прошлый год ребята молодые поднабрались. Хорошая бригада была. И футбольная команда почти вся из них… Чего Ильин этот взъелся на Шамоту, не знаю. А только месяц назад, аккурат перед самой косовицей, главный агроном почти всех их парней в город угнал. Учиться на механизаторов. Вот и оголили бригаду.
— Только из этой?
— Из других тоже. Но по одному-два человека. А тут — разом дюжину лучших работников. Это зачем человеку три года кряхтеть над книжками-чтобы руль трактора держать? Так, для городского баловства. Ить за счёт совхозных денежек. Теперь над бригадиром насмехаются…
— Неужели главный агроном не подумал, не укрепил другими кадрами?
— Подумал, укрепил! На него как найдёт. Одному прямо ковровую дорожку стелет, а другому-кукиш с маслом, прости меня, господи… А футбол теперича — тю-тю, плакали наши награды. — Я вспомнил про вымпел за первое место в районных соревнованиях, красующийся в кабинете директора. — Говорили Емельяну Захаровичу: круто берет наш главный. Что об стенку горох…
— А урожай как?
— Это ещё посчитать надо будет. Ильин-то без году неделя, а уже командует, будто век тут прожил,., И никаких возражениев не терпит.
В том, что он резок и крут, я убедился сам. А Савелий Фомич продолжал:
— Как с цепи сорвался. Все ему не так, все не этак. — Он покачал головой. — Ничего. Укатают Сивку крутые горки. Мы вс„ видывали…
Что они видывали, он так и не досказал. В коридоре послышались шаги. Я был единственный обитатель совхозной гостиницы. Значит-ко мне.
С тех пор как за моё питание взялась Серафима Карповна, каждый вечер в это время обычно приходила голенастая, нескладная девочка Настя, укутанная в мамкин платок. «Сноха», — отрекомендовала её Ищенко. Это юмор.
