Вечером 8 мая Манцев и Евдокимов обсуждали ход операции.
— Итак, Василий Николаевич, нам известны некоторые явки Цупкома в Киеве и, может быть, даже местонахождение штаба — домик сапожника Власа. Дальше наши товарищи не проникли. Известны некоторые руководители периферийных повстанкомов. Мы, пожалуй, готовы арестовать штаб Цупкома, но, думаю, что это преждевременно, пока нами не выявлена вся подпольная сеть. Пусть поработают на свободе — тем более что восстание откладывается: очевидно, Петлюра никак не сговорится с союзниками.
— Что еще нужно учитывать, Ефим Георгиевич? — прервал Евдокимова Манцев. — Нужно учитывать возможность ликвидации повстанчества одними политическими мерами, не прибегая к широким боевым операциям. Что нам дал указ об амнистии?
— Около пятисот бандитов уже явились с повинной в местные органы Советской власти. Но все-таки основные банды держатся. У одного Мордалевича почти тысяча сабель, причем в непосредственной близости от Киева, но где именно — этого мы пока не знаем. Нет, как говорится, худа без добра Цупком отправил Виноградского-Щербину как раз к Мордалевичу. И хоть мы лишились человека в штабе националистов, зато приобрели его в главной повстанческой банде.
— Вы успели изменить задание Виноградскому?
— Да. По нашим данным, Мордалевич переживает кризис. Может быть, даже близок к полному разочарованию в петлюровских идеалах.
— Это достоверно? — усомнился Манцев.
— Да, Василий Николаевич, это вполне возможно. Мордалевич — из учителей. Считает себя социалистом. Поклоняется Каутскому. Главную силу борьбы видит в селянине. Откровенных бандитов-уголовников презирает. В настоящее время видя идейное и моральное разложение повстанчества и повинуясь логике борьбы, способен к сепаратному выступлению. Так сказать, жест отчаяния. Виноградский получил задание сообщить нам об этом, чтобы банда могла быть заблаговременно ликвидирована. Предусмотрена и программа-максимум — склонить Мордалевича к явке с повинной. Это был бы чувствительный, пожалуй, даже непоправимый удар по всей петлюровщине.
— Программа сложная, справится ли с ней Виноградский?
— Виноградский парень смелый и выдержанный, пока действует надежно, но… — Евдокимов замолчал, раздумывая, зацепил ложечкой малую толику сахарина из кучки, лежащей на блюдечке, помешал в стакане с чаем и продолжал: — Вы же знаете, Василий Николаевич, что наши кадры — это в основном новички. Народ, преданный революции, однако учиться приходится прямо в бою и, нередко, на ошибках. Возьмем формулу Феликса Эдмундовича: во-первых, горячее сердце, во-вторых, холодный ум, в-третьих, чистые руки… Так вот: у нас, как правило, нехватка второго — холодного ума. Именно холодного.
