Возможно, я ошибаюсь, но мне почему-то кажется, что лесники вряд ли много жаловались. И это снова показывает, какие возможности таит в себе правильный настрой. Жалобы влияют на ваше собственное расположение духа и ослабляют вашу внутреннюю силу. Лесники, о которых я рассказывал, наверняка осознавали, что жалобы влияют на всех в команде. Если вы работаете в большом коллективе и не проводите вместе круглые сутки, жаловаться проще: ваши сотрудники могут подзарядить батарейки в другом месте, а потом встретиться с вами снова. Однако нытье жестко пресекается везде, где люди работают в тесном контакте на протяжении какого-то времени: на рыболовном судне, на нефтяной платформе, на подводной лодке или в экспедиции на Эверест. Жалобам позволили стать частью культуры, и это принесло неблагоприятные последствия. Жалобы подрывают благополучие, чувство товарищества и в итоге ухудшают качество работы. Это касается даже тех областей, в которых последствия не так очевидны. Жалобы оставляют свой след в атмосфере коллектива – и внутри вас. Все мы время от времени жалуемся. Но если вы избавитесь от привычки жаловаться, вы обретете внутреннюю силу.
Мне очень повезло с родителями, и я всю жизнь старался быть достойным их. Они во многом служили для меня примером. Ни мать, ни отец никогда не жаловались. Отец прекрасно знал, что такое тяжелый труд, стойкость и ответственность, он сталкивался с множеством трудностей, но никогда не жаловался. Так же и мать.
Мой отец и дед всегда с благоговением отзывались о норвежских полярниках. В нашей семье их считали великими героями. У нас в доме было несколько книг о полярниках, которые я часто листал. Эти люди производили на меня сильное впечатление своей жаждой приключений, бесстрашием, но прежде всего тем, как они справлялись с холодом, неизвестностью, тяготами. Поэтому когда отец рассказывал мне о Фритьофе Нансене и других полярных исследователях, я слушал очень внимательно.
Однажды, когда я был маленьким мальчиком, отец рассказал мне историю о Нансене, которая многое проясняла в отношении отца к жалобам. В молодости Нансен случайно проткнул себе щеку рыболовным крючком. Я помню, как представил себе это: крючок вошел в его щеку целиком, и наживка висела снаружи. Я представлял острие крючка и струйку крови, текущую из раны. Выражение лица отца сделало эту картину еще более яркой: оно было серьезным и в то же время воодушевленным. Но на этом история не закончилась, у нее оказалось захватывающее продолжение и потрясающий финал. Крючок не задержался в неположенном месте надолго! Молодой Нансен осторожно взял его указательным и большим пальцами как можно ближе к щеке и самостоятельно вытащил. Конечно, зазубренный кончик рыболовного крючка безжалостно разорвал ему всю щеку. И к тому же, вынимая крючок, Фритьоф Нансен не издал ни звука. Ни писка, ни слезинки! Я весь затрепетал и долго еще вспоминал об этом. Я был отнюдь не уверен, что смог бы сделать то же самое, и едва дышал от восхищения.
