Поэтому я ответил осторожно:
— Мне доводилось много читать, но в искусстве лекаря главное не это. Следует быть прежде всего чутким. Иные мудрейшие и достойнейшие лекари подчас не могли справиться с какой-нибудь простой болезнью только потому, что им хотелось думать, будто это другая, более редкая и более страшная болезнь.
— Даже так? — искренне заинтересовался барон. — Зачем же им было думать, что всё гораздо хуже, чем кажется?
— Ну, предположим, они хотели найти лекарство против той страшной болезни. Вот додумались до какой-то особой микстуры, а тут попался заболевший. Рвение застило им глаза, и одну болезнь они приняли за другую. Начали лечить заболевшего — да вовсе извели его своими микстурами. А сам по себе он мог выздороветь. Так бывает. Посему знание способно навредить даже больше, чем незнание. И всякий лекарь должен помнить основной закон своего ремесла: прежде всего не навреди>*.
В глазах Этвика была глубокая задумчивость. Он еще ближе придвинулся ко мне, чтобы иметь возможность нормально слышать и говорить, не слишком повышая голос. Галдеж за столом не утихал, и даже, по-моему, усиливался. Я как раз ставил кубок на стол, когда меня толкнули под локоть. Вино расплескалось.
— Прошу прощения, — тут же извинился мой сосед, увлекшийся жестикуляцией. По всей видимости, он задел меня не нарочно.
— Ничего, — я махнул рукой, и сосед, словно переключившись, моментально отвернулся и продолжил свои обсуждения.
Слуги вымокали красную лужицу и снова наполнили мой кубок. Вино было хорошее, сухое, и не пьянило. Интересно, а большие ли в замке винные погреба?
Тем временем барон промолвил:
— Твои речи звучат разумно. А твоя известность говорит сама за себя. Только — прости уж — мне трудно связать твой облик с тем, что я о тебе слышал. Ты выглядишь как воин, не как знахарь.
Этвику почему-то не приходило в голову, что я могу выдавать себя за кого-то другого. Я пока и не выдавал, но мало ли… Тем не менее, барон очень искренне удивлялся по поводу моей необычности — и это было взаимным. Он отнюдь не походил на простого барона, а я — на простого знахаря. Что ж, кое-что общее у нас уже проявилось. И хотя мы продолжали осмотрительно «прощупывать» друг друга, наша беседа постепенно приобретала дружеские нотки, становилась более открытой. Это обнадеживало.
— Моя жизнь не всегда протекала спокойно, — отвечал я, снова приложившись к кубку. Так, пожалуй, и в пьяницу недолго превратиться, на дармовщину-то! Но сам барон тоже пил изрядно, и я решил не отставать: знай наших! — Когда-то мне довелось стать рыцарем, и хоть это не было моим призванием, до вчерашнего вечера я не расставался с мечом. Те проходимцы, которых ты проучил сегодня, изрядно поработали, прежде чем связали меня.
