Григория Мезенцева нельзя было назвать матерым оперативником. Он не считал себя специалистом в области антитеррора, хотя за его плечами числились несколько десятков операций в составе групп специального назначения ЦСН ФСБ. Не многолетний боевой опыт, но, все-таки боевой. Кроме того, весьма тесный контакт (работа в паре) с таким асом боевой работы, каким слыл Кондратьев, не мог пройти даром. Только дурак не стал бы учиться у лучшего, а Михаил являлся лучшим вне всякого сомнения. Два года теории и практики - срок достаточный, чтобы понять одно единственное правило: нельзя спешить там, где чувствуешь, что твоих собственных сил и возможностей может оказаться недостаточно. Как говорится, не уверен - не обгоняй.
Закон суров, но он закон, и ему стоит подчиняться. Это правило написано кровью, и тот, кто его соблюдает, остается жив. Григорий решился выждать подходящий момент, чтобы... что? Что он мог противопоставить боевикам? Собственные способности? Да, безусловно. Злоключения парня в "Изумрудном городе" прекрасно показали, что ему по силам справиться с несколькими десятками вооруженных людей. Но ситуация в цирке осложнялась наличием заложников, и не просто заложников, а обильного их числа. Состояние большинства из них по прошествии двух часов захвата не лезло ни в какие ворота. Люди были морально подавлены и психологически истощены. Мощного, слепого ( не избирательного) пси-воздействия они бы не выдержали, а Григорий вовсе не собирался устраивать в цирке бойню. Он не стремился геройствовать, он стремился максимально осложнить жизнь нелюдям, решившимся на захват мирных граждан. При этом обязательным условием его действий было недопущение смерти хотя бы даже одного человека.
Из этого следовало, что Григорий, если он все-таки решался противостоять боевикам, обязан был сделать это точечно, избирательно, ювелирно, словно снайпер.
Пси-снайпер, мелькнула мысль в голове парня.
Идея придала ему сил, и он стал наблюдать, используя для этого весь диапазон своих чувств, в том числе и паранормальных. Террористы разместили одиннадцать шахидок среди заложников таким образом, чтобы, в случае штурма здания спецназом ФСБ, максимально усложнить им жизнь. Заложникам, кстати тоже. Сканируя мысли находящихся под мощным наркотическим воздействием смертниц, а так же некоторых боевиков, деловито снующих в проходах зрительного зала, Мезенцев понял, что террористы попытались перестраховаться везде, где это только было возможно, и система минирования зрительного зала отнюдь не стала исключением. Каждая смертница имела свой персональный взрыватель, который приводил в действие пояс, закрепленный на животе. Конструкция взрывателя не предусматривала никакой новизны: две палки с закрепленными на них контактами и пружина между ними. Стоило девушке сжать кулак, и адское устройство срабатывало, заполняя окружающее пространство продуктами взрыва, шариками подшипников, гвоздями и прочим мелким металлоломом. Одиннадцать смертниц - это, конечно, очень плохо, но бомба, висящая над цирковой ареной, представляла собой угрозу во сто крат более серьезную. Того количества взрывчатки и прочих поражающих элементов, которое в ней содержалось, с лихвой хватило бы на то, чтобы разнести весь цирк на кирпичики. Взрывное устройство, похожее на боксерский мешок, приводилось в действие одной из трех нажимных панелей, каждая из которых располагалась в трех разных частях зрительного зала. Нажимные панели срабатывали от размыкания контактов. Иными словами, стоило боевику сойти с нее, и мощная бомба срабатывала, делая цирк братской могилой более чем для трех тысяч человек. Кроме того, эти же боевики имели в своих руках контрольные устройства, играющие роль дополнительных взрывателей для поясов смертниц. В общем и целом, ситуация выглядела более чем плачевно, и любая попытка штурма, особенно без разведки и точной информации о схеме минирования зрительного зала, грозила полнейшим провалом.
