Лживым она стала величать меня потому, что до нее постепенно дошло: у меня вовсе не было тех крупных сбережений, которыми я запудрил ей мозги. И скрывать долго сей факт не имелось никакой возможности. К нашему приезду в Лондон у меня в карманах осталось не больше дюжины баксов. Разумеется, я твердил ей, что вот-вот ожидаю перевода из дома, но эта стерва не верила больше ни единому моему слову.
Миртл стала талдычить, что ее дохода едва хватает ей одной и она не может еще содержать вполне работоспособного мужа-бездельника. Я пару раз врезал ей за такие слова, но потом стал остерегаться. У меня появилось тревожное чувство, что не стоит больше этого делать. Женщины ведь не способны драться честно, а такая, как Миртл, вполне могла в любой момент взять кочергу и огреть мужа по макушке. Короче, она сумела еще и запугать меня. Я откровенно побаивался ее.
Словом, к концу месяца я уже понял: мне надо от нее избавиться. Ничего другого не оставалось.
Разумеется, я знал, что могу попросту сбежать от нее, но куда податься такому невезучему парню? А кроме того, мне было обидно, что приходилось столько выносить, не получая ничего взамен. Миртл крупно задолжала мне, а другого способа рассчитаться с ней не предвиделось.
Вот только передо мной встала нелегкая задача. В этой стране они поднимали много шума, если мужику случалось всего лишь поколотить жену и потом смыться. А стоило им тебя повязать, не было никакой надежды выйти под залог. Не то что дома. Там ты мог разделаться с десятком парней разом и не сходя с места, а легавые смотрели на все это и только улыбались. А если тебя все же сажали на тюремную койку, когда дело пахло керосином, твоему адвокату достаточно было настрочить протест, оспаривавший обоснованность задержания, и через десять минут ты уже снова разгуливал на свободе. Но только не здесь. В Англии тебе не давали ни шанса.
А потому я понимал необходимость соблюдать предельную осторожность. И стоило Миртл отстать от меня с вечными приказами наколоть дров, натаскать угля в кухню или полить герань на заднем дворике – она без конца придумывала для меня самую дурацкую работу, – я садился в уголке и втихаря строил планы.
С самого начала было ясно: надо обставить смерть как несчастный случай.
Если все провернуть по-умному, не вызвав подозрений полисменов, больше опасаться было бы некого. Я знал, как это важно, потому что читал о нескольких крупных делах, случившихся здесь, когда парню все уже, казалось бы, должно было сойти с рук. Но внезапно влезал какой-то родственничек, начинал вынюхивать, задавать слишком много вопросов, а потом шел к копам и заявлял: что-то здесь нечисто. Так произошло с Седдоном, Криппеном и другими неглупыми вроде бы парнями.
